Реквием по вернувшимся

Пока Андрей звенел посудой на кухне, Лена валялась на диване, щёлкая переключатель каналов ти-ви. «Жирок завязывала» после обильного ужина. Это было частью их плана – пополнеть, отрастить брюшко, добавить складок на шее. Полнеть было легко и, в общем-то, приятно. Ничего делать не нужно. Специальная диета, пищевые добавки и врождённая предрасположенность всё за тебя сделают, через две-три недели гардероб обновлять придётся. И никто больше не узнает в толстой бесцветной немке косморазведчицу Лену Коцюбу…

Андрей закончил «домохозяйничать», заглянул в комнату:

– Что интересного показывают?

– Да что там может быть интересного? Я думаю, а не сходить ли искупаться? Жирок заодно растрясу.

– Нельзя растрясать, – Лесовской погрозил пальцем. – Это для маскировки.

– Домаскируешь меня, пока на свинью не стану похожа, и разлюбишь.

Андрей расплылся в улыбке. Подошёл, плюхнулся рядом на диван.

– Ты ни капельки на свинью не похожа.

– А на кого, на корову?

– На бурундучка, который готовится к зимовке, потому и запасает жирок. А я бурундучков люблю так же, как и белок.

Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но Елена неожиданно вскинула руку.

– Тише! – ткнула пальцем в экран. – Слушай, что это?

Торжественный, полный сочувствия и сострадания голос дикторши зачитывал текст: «Сегодня на мемориальном кладбище Героев Космоса состоялись торжественные похороны членов экипажа звездолёта „Христофор Колумб“. На похоронах присутствовали начальник Управления Космофлота…» На экране было это самое кладбище, гранитные плиты с выгравированными золотом буквами, люди в трауре. Суровые, растерянные, заплаканные лица. «…родные и близкие погибших», – закончила перечислять присутствующих дикторша. И объектив видеокамеры тут же прошёлся по их лицам. Вон Буланов стоит, рядом с ним – командир «Лаперуза» Костя Куршин, ещё знакомые по косморазведке. Даже Маликов приехал. Ближе к могилам: родители Ники, какая-то высокая, затянутая во всё чёрное женщина, – кажется, мама Коновальца.

Дикторша начала зачитывать список погибших: «…Командир экипажа Иван Круминь, бортинженер Степан Маслов, кибернетик Виктор Коновалец, пилот Ярослава Медведева, врач-экзобиолог Вероника Пристинская…» Камера чуть повернулась. По другую сторону от свежевмурованных плит – ещё люди. Мама, папа, сестра. «…разведчик-планетолог Елена Коцюба. Мы будем вечно чтить память героев-космопроходцев».

Репортаж закончился, а Елена продолжала таращиться на экран. Затем повернулась к Андрею:

– Как это понимать? Нас что, всех похоронили? Мы все умерли?!

– Официально да. А чего ты ждала? Не могли же они объявить, что ты пропала без вести, – Лесовской криво усмехнулся. – Так что, фрау Брунхарт, прежнее своё имя можете забыть.

– Но это неправильно! Так нельзя! Там же родители, Ритка – они ведь думают, что я в самом деле умерла! Надо предупредить…

– Ты что?! – Андрей схватил её за руки, будто боялся, что она сию минуту побежит предупреждать. – И не думай! Эсбэшники только и ждут, что ты объявишься.

– Но как же тогда…

Она замолчала. Лесовской выключил телевизор, и они так и сидели в тишине, в сгущающихся сумерках короткого южного вечера. Эти сумерки, тишина, низкий потолок маленькой комнатки будто сжимали со всех сторон, давили…

Когда невесть откуда взявшийся приступ клаустрофобии сделался невыносимым, Елена поднялась с дивана, шагнула к двери.

– Ты куда? – вскочил следом Андрей.

– Свежим воздухом подышу, прогуляюсь. Нет, лучше проедусь на машине немного. Не могу на месте сидеть.

– Я с тобой!

– Не надо. Мне одной нужно побыть, привыкнуть к этому…

Она не смогла подобрать название, просто махнула рукой. Выскочила наружу, обогнула дом. Сбоку, под навесом, стоял лимонно-жёлтый «фиат», идущий «добавкой» к взятой в аренду хижине. Села за руль и лишь после этого оглянулась.

Андрей стоял в дверях, бесцельно сжимал и разжимал кулаки. Не знал, как поступить. Раньше мог так и до утра простоять, «терзаемый сомнениями». Но теперь он изменился, ещё минута и передумает, рванёт ей наперерез, не отпустит…

Елена нажала кнопку стартера, вдавила педаль акселератора, передёрнула рукоять скоростей. Машина рванула с места.

Шоссе тянулось по склону горы. Слева – уходящая вверх стена, растрескавшийся камень, пятна ползучей травы, скрюченные скелетики деревьев на уступах. Справа, за полосатыми столбиками и двойной линией натянутых тросов, – обрыв. На шоссе было пусто. И так же пусто и гулко было в голове. И страшно. «Умерла… умерла…» – назойливо пульсировала единственная мысль. «Елена Коцюба умерла и похоронена…» Она почему-то не думала прежде, что это так закончится. Что только так оно и может закончиться. Что прежней жизни больше не будет, никогда не будет! Что в той, прежней жизни, останутся мама, отец, Ритка, похожая на неё, словно близняшка, несмотря на шесть лет разницы в возрасте. Такая же озорная, скуластенькая и грудастенькая белочка. Такая же самовлюблённая дура!