Реквием по вернувшимся

Они дурачились, брызгая друг в друга пеной прибоя, ловили креветок, плавали наперегонки, ныряли. Они старались забыть о вчерашнем дне, вернуть прежнюю, такую безмятежную и прекрасную жизнь!

Когда сил плавать и нырять не осталось, выбрались из воды и растянулись на уже прогретой солнцем, но еще не обжигающей гальке.

– Фух, как замечательно! – Ника повернулась на бок, подперла рукой голову. – Молодец, что вытащила меня купаться.

– Да, хорошее место, – согласилась Елена.

– Ярослава бы плохого не выбрала.

Коцюба неопределенно промычала в ответ. Перевернулась на спину, подставляя грудь и живот солнцу. Распорядилась:

– Обсыхаем и уматываем в тень, а то солнце поднимается. Тебе ничего, а я вмиг обгорю.

– Белоснежка. В солярий ходить надо!

– Моя кожа загар не любит.

Несколько минут они лежали, наслаждались теплом и тишиной.

– Когда я была маленькая, – наконец нарушила молчание Вероника, – мы с родителями каждый год выезжали к морю, жили в каком-нибудь пансионате. Мне запомнилось море и золотистый песок: мама любила, чтобы пляж обязательно был песчаным. На берегу везде яркая зелень, все цветет, и до самого горизонта – море. Бесконечное количество воды… Как этот цвет называется, аквамарин? Должно быть, тогда я впервые начала понимать, что такое бесконечность. А ты в детстве любила бывать на море?

– Не очень. Отец и мама редко выбирались отдыхать вместе. У каждого свои дела, свои заботы. И свои вкусы. С отцом интереснее было, мы с ним путешествовали, полмира объездили. Даже на Луне побывали. Вот там я, и правда, почувствовала бесконечность. Немерцающие звезды над скалами, здорово. А мама предпочитала пассивный отдых. Один раз она тайком от отца поехала на курорт для натуристов, – посмотреть, что это такое, – и меня с собой прихватила. Ей не понравилось, а мне – наоборот. Люди не стыдятся естественной красоты человеческого тела. Потом я часто туда ездила, когда в университете училась. Приятное место. Чувствуешь себя по-настоящему свободной без всех этих глупых условностей и предрассудков.

– А мы с тобой никогда не плавали голышом, – хихикнула Ника. – Разве что в сауне, в бассейне. Помнишь, два года назад? Перед моей первой экспедицией.

– Конечно, помню, – у лыбнулась Елена. – Это же тогда ты сказала, что больше меня не отпустишь саму.

– Да. Лена… – Пристинская запнулась. Потом придвинулась ближе: – Я хочу тебе сказать… Я должна сказать… Может, это глупо… Лена, я тебя…

Она придвинулась ближе, по-детски ткнулась носом в плечо Елены. Нос и все лицо ее были такие холодные…

Коцюба непроизвольно дернулась в сторону. Вероника замерла растерянно. И поняла… Быстро села скорчившись, подтянув колени к подбородку, обхватила руками ноги.

– Извини! Извини, я забыла, что со мной. Сегодня было так хорошо, совсем из головы вылетело… – Голос ее сорвался на всхлип. И, уткнувшись лицом в колени, она зарыдала.

Елена почувствовала, как щеки начинают гореть от стыда.

– Ника, ты что? Ну успокойся, все нормально!

Она попыталась обнять подругу за плечи, но та быстро отстранилась. Затем и вовсе вскочила на ноги.

– Не надо! Сейчас пройдет… Не обращай внимания.

Развернулась, подхватила на ходу сарафан и побежала к террасе. А Елена смотрела ей вслед и не знала, что делать. Обрушившийся на них кошмар только притворялся отодвинувшимся и потускневшим. Он лишь размахивался, чтобы ударить с новой силой.

Будить Медведеву после бессонной ночи было свинством. Но она сама же сказала: «Если что-то понадобится, заходи, не стесняйся». А Елене нужны были ответы на вопросы, позарез необходимы! Спрятать голову в песок, словно страус, не получилось.

Ярослава лежала с открытыми глазами. Если и спала до этого, то проснулась, как только открылась дверь.

– К тебе можно? – Коцюба осторожно заглянула в комнату. – Не спишь?

– Как видишь. Заходи, присаживайся.

Эта спальня была почти такая же, как и та, в которой провела ночь Елена. Только цвет обоев оливковый, а не бежевый, да в придачу к спальному гарнитуру – полка со старинными, еще бумажными книгами. И картина над тумбочкой была иной. На этой бушевал шторм, волны с яростью разбивались о мрачный скалистый берег, грозились потопить утлые суденышки. Низкие свинцово-серые тучи, подсвечиваемые далекими молниями, закрывали небо. А между морем и небом летела белоснежная чайка…

– Что-то хочешь спросить? – поторопила ее хозяйка.

– Да. Мне кажется, что мы вчера не договорили. Ты не сказала, что сама обо всем этом думаешь: о наших воспоминаниях, о болезни Ники. Ты даже не объяснила, почему не сообщила в медслужбу. А ты ведь не сообщила, правильно? И Нику убедила этого не делать. А если это единственная надежда для нее? Я уже не говорю, что, утаивая неизвестную болезнь, мы совершаем преступление.

– Ясно. – Медведева вылезла из-под одеяла. – Серьезный разговор предстоит, не пристало его неглиже вести. Я переоденусь, не возражаешь?

Не дожидаясь ответа, она сбросила ночную рубаху, надела аккуратно повешенные на тремпель блузу и юбку. С сомнением окинула взглядом незаправленную постель, повернулась к Елене: