Реквием в Брансвик-гарденс

Он поднялся, умылся, побрился и оделся, а выйдя в столовую, обнаружил, что Мэлори уже позавтракал и ушел. Трифена утренничала в своей комнате. За столом находились Кларисса и Вита.

– Доброе утро. – Мисс Парментер обратила к нему печальный и несколько враждебный взгляд.

Ответив на ее приветствие, священнослужитель повернулся к хозяйке дома. Та, естественно, вышла к столу в трауре, но выглядела в нем превосходно.

– Доброе утро, Доминик, – негромко, с улыбкой проговорила она, посмотрев прямо на него.

И вдруг он смутился. Пробормотав что-то в ответ, занялся завтраком, непреднамеренно наложив себе больше, чем собирался съесть на самом деле. Усевшись за стол, он приступил к еде.

– Похоже, что вы совсем не спали, – колким тоном проговорила Кларисса.

– Вчера мы засиделись допоздна, – пояснила ее мать, улыбнувшись чуть шире.

Она казалась совершенно спокойной, полностью владеющей собой. Доминик восхитился ее отвагой. Эта женщина окажет неизмеримую помощь членам своей семьи. Насколько большим стало бы их горе, если бы, наоборот, им пришлось поддерживать ее…

Мисс Парментер явно только что плакала. На ее бледном лице выделялись покрасневшие глаза.

– Мы? – резким тоном спросила она, переводя взгляд с Виты на Доминика.

– Мы просто сидели и разговаривали, моя дорогая, – ответила хозяйка дома, передавая дочери масло, хотя та этого и не просила. – Боюсь, что мы забыли про время.

– О чем еще нам осталось говорить? – с горечью отозвалась девушка, отодвигая от себя масло. – Все уже сказано, и ничто не помогло. Я бы теперь порекомендовала всем некую толику молчания. Похоже, мы и так наговорили слишком много.

– Мы разговаривали не о том, что произошло в нашем доме, – попыталась объяснить ей миссис Парментер. – Мы говорили о надеждах и мечтах, идеалах… обо всем прекрасном, что мы могли бы разделить.

Удивленный взгляд Клариссы сделался жестким:

– Могли бы что?..

Ее выпад был слишком смелым и совершенно бестактным. Доминик совершенно не так воспринимал вчерашний разговор.

– Ваша мать хотела сказать, что мы разговаривали о путешествиях, дальних культурах и странах, – уточнил он. – Мы сумели на час-другой забыть о нашей общей трагедии.

Мисс Парментер не обратила на его слова никакого внимания. Забыв про еду, она, выжидая, смотрела на Виту.

Та улыбнулась своему воспоминанию:

– Мы просто сидели у огня и мечтали вслух… Говорили о тех местах, где мы хотели бы побывать, если бы были свободны.

– Что ты подразумеваешь под свободой? – требовательным тоном проговорила ее дочь. – В каком смысле свободны? – Она нахмурила брови, и на лице ее появилось сердитое и испуганное выражение. – О какого рода свободе ты говоришь?

– В самом общем смысле. – Доминик, пожалуй, слишком быстро вмешался в этот приобретавший неприятный оборот разговор. Проведенный им с Витой вместе у камина невинный вечер превращался в нечто совершенно другое. Священник почувствовал, что такая мысль заставила его покраснеть, и одновременно удивился тому, как ранит его то, что недопоняла его именно Кларисса.

– Мечты среди бела дня, – заторопился он. – Ну разве мы можем оставить все дела и броситься во весь карьер в Персию, Кашмир… да куда угодно? Это было бы и дорого, и опасно…

Посмотрев в лицо девушки, он умолк.

– И вы весь вечер проговорили об этом? – бесхитростно переспросила та, глядя на него несчастными глазами.

– О чем-то в этом роде, – согласилась ее мать. – Моя дорогая, тебе не следует волноваться по этому поводу. Зачем? Это было просто короткое мгновение счастья посреди всех наших бед. Нам надо дружить, оставаться близкими друг другу. Я даже не могу сказать, насколько благодарна Доминику за то понимание, отвагу и силу, которые он продемонстрировал во время этого кошмара. На мгновение наша дружба сделалась идеальной. Разве странно, что я была рада возможности разделить с ним прекрасные мечты?

Кларисса сглотнула. Она не могла заставить себя говорить и лишь с трудом выдавила:

– Нет…

– Конечно же нет. – Протянув руку, миссис Парментер похлопала дочь по ладони – привычным жестом, мягким, утешительным и одновременно странно снисходительным, как если бы эта девушка была ничего не понимающим ребенком.

Кордэ вдруг почувствовал себя крайне неудобно. Каким-то образом разговор вырвался из-под его контроля, однако изменить сложившееся у мисс Парментер отрицательное впечатление было невозможно, не допустив при этом бестактности. Говорить, что они с Витой не подразумевали ничего личного, было абсурдно. Это значило отрицать то, чего не думал никто, кроме Клариссы. Кроме того, подобное отрицание смутит ее мать, чего нельзя было допустить. Она вправе подумать такое только в самую последнюю очередь.

Девушка отодвинула тарелку, не доев тост:

– У меня дела. Надо писать письма.

Она вышла без дальнейших извинений, резким движением закрыв за собой дверь.

– O боже! – вздохнула Вита, чуть пожимая плечами. – Я что-то не так сказала?

Священник смутился, потому что не ожидал от нее таких слов, и на мгновение потерялся в поисках нужного ответа.

Миссис Парментер смотрела на него со смесью легкого веселья и терпения: