Реквием в Брансвик-гарденс

Полицейский был настолько ошеломлен, что на мгновение потерял дар речи. Вошедшим оказался Доминик Кордэ, муж покойной сестры Шарлотты, жены Питта, убитой почти десять лет назад, когда они с Шарлоттой только что познакомились. Если Доминик не вступил в новый брак, они должны были оставаться свояками.

Кордэ подошел к стоявшему возле камина стулу и сел на него. Он заметно постарел с момента их с Томасом последней встречи. Теперь ему было по меньшей мере сорок лет. На его лбу и около глаз проступили тонкие черточки. Шедшие от носа к уголкам рта морщины сделались глубже, а на висках появилась первая седина. Юношеская дерзость и плавность давно оставили его черты. С некоторым внутренним сопротивлением Питт отметил, что новый облик идет этому человеку. Суперинтендант еще не до конца забыл, что во времена его знакомства с Шарлоттой она любила Доминика.

– Не могу поверить, – серьезным тоном проговорил Кордэ, не сводя глаз со своего свояка. – Рэмси Парментер – человек серьезный и сострадательный, посвятивший свою жизнь науке и Церкви. Конечно, Юнити Беллвуд была способна вывести из терпения даже святого, однако абсолютно нереально предполагать, будто преподобный Парментер мог преднамеренно столкнуть ее с лестницы. Должно существовать другое объяснение.

– Несчастный случай? – спросил Питт, обнаружив, что язык снова повинуется ему, но все еще стоя. – Насколько хорошо ты знаешь его?

Насколько Томас мог судить, докучала ему теперь совсем другая мысль, а именно: «Какого черта ты делаешь в этом доме, да еще в священном сане? Ты, ты, на всем белом свете! Ты, бывший мужем Сары, совращавший девиц и по меньшей мере непростительно флиртовавший с другими молодыми женщинами!»

Доминик едва не улыбнулся, однако улыбка скончалась на его губах, так и не успев родиться.

– Рэмси Парментер помог мне в момент, когда я был близок к отчаянию, – искренне проговорил он. – Его сила и терпение, его спокойная вера и бесконечная доброта вернули меня от края саморазрушения и направили по лучшему из возможных путей. Впервые на собственной памяти я смотрю в будущее, усматривая в нем цель и пользу для ближних. Этому научил меня Рэмси – собственным примером, а не словами.

Он посмотрел на Питта:

– Я понимаю, что по должности ты обязан выяснить, что именно произошло здесь сегодня утром, и честь требует, чтобы ты исполнил свои обязанности до конца, вне зависимости от того, куда приведет тебя расследование. Но ты ищешь правду, a из моего знакомства с Рэмси с полной уверенностью следует, что он не мог применить силу против кого бы то ни было, и даже против Юнити, вне зависимости от того, как бы она его ни провоцировала. – Священник склонился вперед с настойчивым выражением на лице: – Подумай об этом, Томас! Если ты разумный человек и пытаешься убедить кого-то другого в существовании, цели и красоте Бога, то едва ли набросишься на этого человека с кулаками. Такой поступок просто не лезет ни в какие ворота!

– Религиозное чувство весьма редко подчиняется разуму, – напомнил ему полицейский, садясь в противоположное кресло. – Разве ты не заучил это еще до того, как тебе позволили носить этот воротник?

Доминик чуть-чуть покраснел:

– Ну, конечно. Но сейчас девяносто первый год, конец девятнадцатого века, а не шестнадцатое столетие. Мы живем в век разума, a Рэмси Парментер – один из самых разумных людей среди всех моих знакомых. Если бы ты поговорил с ним побольше, то сам бы понял это. А о том, что произошло утром, мне нечего тебе рассказать. Я был у себя в спальне… готовился выйти из дома на встречу с прихожанами.

– А ты слышал, как кричала мисс Беллвуд?

– Нет. Дверь в мою комнату была закрыта, к тому же она находится в противоположном крыле здания.

– Миссис Уикхэм, похоже, допускает, что ее отец может оказаться виновным в убийстве. И потом, горничная и камердинер слышали, как Юнити выкрикнула его имя, – заметил Питт.

Кордэ вздохнул.

– Смерть Юнити очень расстроит Трифену, – печальным тоном произнес он. – Они весьма симпатизировали друг другу. Трифена ее просто обожала. По правде говоря, мне кажется, что она успела позаимствовать некоторые из ее верований. – Он глубоко вздохнул. – Насчет слуг не могу ничего сказать. Думаю только, что оба они ошибаются. Но как и в чем – не знаю.

Свидетельство слуг явно смущало Доминика. Он пытался найти основания, позволяющие опровергнуть эти показания, но никак не мог их обнаружить. И потому казался глубоко несчастным.

Суперинтендант вполне понимал затронутое чувство верности другу… потрясение, вызванное столь близкой и внезапной кончиной, приводит в телесный трепет большинство людей, эмоционально ранимых и теряющих в подобной ситуации способность мыслить с привычной легкостью и следовать доводам рассудка.

– Я не намереваюсь арестовывать его, – проговорил Томас громким голосом. – Для ареста нет достаточных оснований. Но я обязан провести расследование: слишком многое здесь указывает на убийство, чтобы я мог оставить это дело без внимания.