Реквием в Брансвик-гарденс

Он знал о нелюбви этой молодой дамы ко всему, что она находила скучным, а кроме того, к церковной снисходительности. Он не был знаком со Спенсером Уикхэмом – брак и вдовство Трифены предшествовали его знакомству с семейством, – однако знал о нем от Клариссы и не раз замечал, как причиненная этими событиями боль дюжиной различных способов все еще отражалась в строптивой вдове. По всей видимости, ее покойный муж, абсолютно не осознавая этого, был большим грубияном. Едва ли можно было удивляться тому, что Трифена питала такое пылкое восхищение Юнити, обладавшей волей и средствами к сопротивлению там, где она усматривала мужское превосходство и несправедливость согласно собственным представлениям о таковых.

– Могу ли я какими-то словами утешить вас? – осторожно проговорил Доминик. – Учитывая то, что в Юнити было много такого, что восхищало и меня?

Собеседница посмотрела на него, наморщив лоб и с трудом удерживая слезы:

– В самом деле?

– Конечно.

– Я ощущаю себя такой одинокой! – За словами молодой женщины ощущалась смешанная с гневом боль. – Все, конечно, в ужасе, все испуганы… все боятся, но только за самих себя. – Она сердито взмахнула руками, столь же тонкокостными и изящными, как у матери. Жест этот был полон презрения. – Все они в ужасе, потому что отец совершил ужасный поступок и будет скандал. И конечно, он будет! Если только они не соберутся и не замнут всю историю. И, скорее всего, случится именно это, разве не так, Доминик?

Задав этот вопрос, миссис Уикхэм торопливо заговорила дальше, не дожидаясь ответа. Плечи ее были напряжены, и их движения натягивали ткань ее платья с цветочным узором – ей еще не пришло в голову переодеться в траурные цвета.

– Именно этим они и заняты прямо сейчас, – продолжила она. – Они прислали этого важного полисмена с Боу-стрит, за несколько миль отсюда, чтобы ничего не вышло наружу. – Трифена покачала головой. – Вот увидите. Скоро к нам явится епископ с фальшивыми соболезнованиями… думающий только о том, как втихую уладить дело, изобразить его несчастным случаем, чтобы все наконец вздохнули с облегчением. А про Юнити они в своем стремлении избежать неприятностей просто забудут.

Последние слова сошли с ее губ как прямое оскорбление:

– При всем своем лицемерном нытье про бога, истину и любовь, они будут спасать собственное лицо и делать то, что им удобно. – Миссис Уикхэм вновь резко взмахнула рукой, слезы потекли по ее щекам. – Только я одна по-настоящему симпатизировала ей, любила ее такой, какой она была…

Доминик не прерывал ее. Она должна была выговориться – так, чтобы ей не мешали ничьи возражения. И по сути дела, он испытывал жуткое опасение того, что эта женщина права – по крайней мере отчасти. Бесспорно, лишь она одна оплакивала погибшую, а не была озабочена ситуацией. Он не станет оскорблять ее, не станет марать себя опровержениями.

Трифена всхлипнула.

– Вы даже не представляете, каково ей было! – Слова эти прозвучали как обвинение, и она с вызовом посмотрела на собеседника жестким взглядом подернутых слезами синих глаз. – Вы не знаете, как ей пришлось бороться за право учиться, получить признание, не знаете, какой отваги это от нее требовало. Вам-то все далось легко, вы мужчина, и никто не скажет вам, что вам-то ума не положено! – Она хлюпнула носом. – Никто не интригует против вас, не кивает и не переглядывается за вашей спиной. Обо всем этом вы даже представления не имеете.

При всем своем горе она была в ярости.

– Юнити будоражила вас, – продолжила Трифена. – Она ткнула мужчин носом в их собственные предрассудки, в тот страх и гнет, который вы производите, не замечая этого. – Руки ее сжались в кулаки. – Все вы настолько уверены в своей праведности, что подчас я готова отлупить любого из вас! В сердце своем все вы радуетесь ее уходу, потому что она задавала вопросы, от которых вам становилось не по себе. Она заставляла вас смотреть на себя, и увиденное вам не нравилось – потому что все вы ханжи. Боже! Я никогда не чувствовала себя такой одинокой!

– Мне очень жаль, – проговорил Доминик со всей возможной в ситуации искренностью. Он подумал, что Трифена самым отчаянным образом ошибается, что она словно бы подхватила снедавшие мисс Беллвуд страсти как какую-то заразу. Однако чувства ее были реальны, в этом сомнения быть не могло. К чувствам он и обратился: – Вижу, что вы оплакиваете ее куда более искренно, чем все мы. Быть может, вы сумеете пронести дальше ее идеалы и верования?

– Я? – Миссис Уикхэм явно была удивлена, но отчасти и польщена. – Я не пригодна для этого. Я ничему не обучена – кроме шитья, живописи и домоводства. – Лицо ее недовольно скривилось. – При наличии хорошей кухарки и домоправительницы, конечно. Вот Кларисса изучала теологию… самое бесполезное занятие для девицы. На мой взгляд, она делала это только затем, чтобы угодить отцу и доказать, что она умнее Мэлори.

– А разве вы не учили в школе французский язык?