Семьдесят две воскресших луны минули не в одно мгновенье, как описывается в любовных романах. И ожидание с трепетным придыханием не сопровождало весь этот срок. Ни одна луна не увидела слез или переживаний. Не стала свидетельницей неосознанного изучения холодными пальцами тонкого материала, который могли ткать лишь мастерицы Трехликой.
Тридцати пяти лунным смертям сопутствовали женские проклятия. Стянутые в ниточку губы, обещающие все ужасы Бездны тому, кто посмел скрыться с ее глаз. Утратившие зелень глаза, невольно обращающиеся в сторону двери, которая никогда не использовалась им по назначению. И отбивающее неровный ритм сердце, попытавшееся спорить с гордостью.
Тридцатью семью полноправными завоеваниями луной неба были отмечены прогулки со случайными кавалерами. Несерьезные поцелуи, не обещающие ничего большего. Страстные взгляды и заливистый хохот. Дорогие подарки, клятвы и чужие надежды пересилить цепь. Против чьей-то призрачной и безотчетной веры в наброски сказки, что будет не похожа на другие.
И одна-единственная двулунная ночь с искрой безумия в зеленых глазах. От расцветающего в полную силу на тыльной стороне руки узора, выжигающего те же линии в груди.
По установленным Пресветлой Матерью традициям невеста прибывала к месту свершения ритуала соединения в наглухо запахнутом плаще, скрывающем ее платье и лицо. Уж откуда таких принципов набралась Трехликая – оставалось загадкой для всех. Но никто не пытался спорить, никто не задумывался о логичности или иных вопросах условия. Все просто принимали.
Они – продолжали ломать каноны.
Черное кружево создавало изящную иллюзию соблюдения всех приличий, поскольку платье хоть и достигало пола, изредка позволяя выглянуть из-под подола округлым носам мягких туфель, это не мешало ему иметь привычно-глубокое декольте и открытые плечи. Даже для официального и строгого ритуала Илисса не смогла подобрать чего-то менее провокационного. И точно такое же кружево лежало на едва прихваченных серебристыми нитями светлых волосах лишь потому, что в Святилище с непокрытой головой и плечами не было ходу даже дочери Богини. Длинные и тонкие пальцы сжимали шероховатые стебли цветов ирлеи, с которыми вечно сравнивал Илиссу ее будущий вечный супруг, и от которых сейчас исходил горьковатый аромат, вызывающий болезненную зависимость.
Скользящий взглядом по привычно-горделиво вскинутому подбородку, выступающим ключицам и искусным узорам на почти прозрачной материи, Хэдес улыбался одним уголком губ. Победно. Счастливо. С предвкушением.
Женщина, что столько ночей заставляла его ощущать чужие ласки на ее пепельно-серой коже. Женщина, что столько лунных смертей и воскрешений просила создать для нее сказку, где она не будет нежной принцессой, потому что и он не прекрасный принц. Женщина, что день за днем одним лишь жестом возводила стену, смеясь и ставя странные условия. Женщина, что знала всего его слабости и умело этим пользовалась. Просто потому, что он позволял ей пользоваться. Женщина, что никогда не изменится, будет принадлежать ему.
Спустя несколько сотен тысяч ударов сердца – официально. Спустя несколько сотен тысяч лет – безраздельно.
У подножия выточенной из золотисто-зеленого хризолита статуи оба были вынуждены преклонить колени в первый и в последний раз в своей жизни. Олицетворяющее Пресветлую Мать, покровительственно протягивающую руку к своим детям, творение неизвестного мастера действительно несло в себе часть силы Богини, и являлось единственным истинным способом провести ритуал соединения. Уже не одна пара принесла свои клятвы, освятив их Светом Садов Трехликой – места, куда впоследствии попадут не утратившие чистоты души, не обреченные на перерождение. И ни одна пара еще не получила здесь отказа, в очередной раз убедившись в реальности призрачной цепи: случайные союзы в Святилище не создавались.
- Что бы ни произошло со светом твоей души, я обещаю, что для меня он не погаснет, даже если станет чернее самых темных глубин Бездны, - ожерелье, инкрустированное множеством обсидианов, загадочно мерцающих сточенными гранями, коснулось женской шеи, в тот же миг смыкаясь и отнимая всякую надежду на потерю: замкнутый круг, не имеющий ни начала, ни конца, не разорвать. Материал, что прочнее любого земного металла, не сломать. И единственный путь к свободе – добровольный отказ обеих сторон. Невозможный.
- Я клянусь, что всегда и всюду последую за тобой, - ни грамма фальши. И лишь обещание в зеленых глазах: она не будет ему принадлежать. Только стоять рядом, но не бесплотной тенью за спиной. Наравне. Эти переплетенные пальцы вечно будут соединены, усиливая связь, созданную первородной цепью. Эти жадные, мучительные поцелуи никогда не получат ни грамма нежности и тепла, но станут дороже иных, наполненных светом и чудом. Эти почти ледяные тела никогда не согреют, но раз за разом без них душа продолжит расписываться морозными узорами.