Release my soul (СИ)

Альтерра не притесняла иномирян, даже таких, кого в родных реальностях звали ущербными, к кому относились с презрением и отвращением, кого гнали и пытались уничтожить. Альтерра принимала всех, как заботливая мать – любимых детей. За то Альтерру и закрыли когда-то. За то ее любили. Но убийство супруги Владыки Всех земель, считаемой из-за ее внешности за не человека, а, следовательно, смеска – ибо на типичного представителя известной расы она не походила, – сместило хрупкое равновесие. Меньшинства восприняли это как показатель того, что и здесь их не желают видеть. Как превосходство над ними даже тех, кто был ниже их по дару – людей. Ничего не способных сотворить, жалких смертных, имеющих столь короткий срок жизни.

И теперь каждый человек стал им врагом. Особенно – человек знатный. Кто знает, может, эта девчонка в добротной одежде и с осанкой аристократки приближена ко Двору. Может, она вхожа в Высший круг и способна влиять на решения Владыки. Может, она здесь, чтобы определить схему их убийства – ведь просто так таких «выродков» не уничтожить. И если так, то обратно до столицы она не доедет: они позаботятся об этом.

Н’урры – создания далеко не безобидные. И в число пугливых они не попадают. Но что может одна-единственная животина, пусть даже рожденная в Бездне, против почти двух дюжин смесков, тоже имеющих в своих жилах кровь тварей Нижнего Мира? Что может против обезумевшей толпы еще не достигшая совершеннолетия девчонка, не обученная боевой магии? А вторая ипостась у представителей древнейших рас по одному щелчку не появляется. Тем они и отличны от «выродков», способных пользоваться нечеловеческими силами без дополнительных условий. И потому презираемы и людьми, и древними расами. У экров есть возможность пробудиться, если жизни их угрожает опасность, но только у сильных особей. А младшая дочь рода Д’Эндарион вообще ни разу еще не чувствовала в себе «зверя». Его рождение означало бы гибель для нее.

Прижимаясь к спине животного и стараясь удержаться на нем, пока окружившая толпа пыталась стянуть экру вниз, Айне молилась всем известным богам во главе с Трехликой, чтобы они образумились. Потому как она и правда ничего не могла предпринять: ритуальный кинжал требовалось еще размотать, а на это нужно было время. Не травками же посыпать, надеясь, что «враги», коими она не считала смесков, расчихаются и дадут ей возможность спокойно уехать. Но, похоже, и боги, и Высшие были заняты просмотром увлекательнейшей картины «беспорядки в Рокше», поскольку хоть как-то помогать не желали.

Лодыжку обожгло болью, выбившей из легких весь воздух: кто-то ударил металлическим предметом, рассмотреть который младшая дочь рода Д’Эндарион не могла, уткнувшись лицом в шею н’урра. Но если это даже и было лезвие, то короткое и ударившее плашмя – иначе бы отделалась она не ожогом с едва заметной раной. Но это действие со стороны смесков породило новые волнения: реакция на металл не могла быть незамеченной. Уязвимое место было найдено. Страх перед копытами н’урра, уже пробившими череп одному из нападавших, уступил место воодушевлению, с которым несколько «выродков» метнулось еще ближе к агнусовой животине, наконец, стаскивая уже не сдерживающую слезы девушку на землю.

Айне казалось, что сейчас ее попросту разорвут на части, и бессознательно срывающиеся с губ просьбы остановиться, не имеющие смысла, станут ее предсмертными словами. Она все еще пыталась найти оправдание толпе, захваченной безумием и желанием отомстить. Она все еще хотела что-то сделать для них, чтобы прекратить бессмысленные возмущения. И ощущая, как ломаются ребра от ударов, и вспыхивает болью лицо, которое безжалостно полосовалось чьими-то когтями, она пыталась провалиться в спасительную тьму. Потому что если Трехликая захотела сегодня увидеть свое дитя перед Вратами, пусть последние минуты сделает менее мучительными.

А в какой-то момент почудилось, что Пресветлая Мать ее услышала. Пропало все: звуки, прикосновения, ароматы. Будто их отключили за ненадобностью. Веки поднять не получалось, но даже если бы удалось открыть глаза – младшая дочь рода Д’Эндарион была уверена – кроме густой, давящей тьмы она бы ничего не увидела. Потеря веса собственного тела, последовавшая за этим, едва обозначенная болью в каждой клеточке, стала последней каплей к расслаблению. Наверное, именно таков ее путь до Врат.

И только спустя неизвестный ей промежуток времени, в течение которого не происходило ничего похожего на перемещения по туманным лабиринтам, зато возвращались ощущения, с которыми тут же явилась невыносимая боль, словно тело пропустили через мясорубку, оставив в нем жизнь, Айне поняла, что милости со стороны богини она не дождалась. Голоса, пробивающиеся в сознание, не могли существовать в коридорах, ведущих к Вратам. Тепло, обволакивающее ее всю, но сконцентрированное где-то слева, не свойственно туманному нигде.