Религер. Последний довод

– Будь зрячим, друг мой, правда откроется сама. А что же касается верного толкования Киги Истин, то я могу ответить так – Книга каждый раз говорит с нами о том, что нам нужно в данный момент. И одни и те же тексты могут звучать по-разному в грусти или в радости, каждый раз давая нужные ответы. Поэтому для верного толкования Книги загляни в себя, Истина там.

Феликс вдруг схватил ладонь Волкова, крепко сжал ее в своих руках. Горячо зашептал:

– Спасибо, мой учитель, спасибо. Извини, что в этот поздний час отвлек тебя. Могу ли я чем-то загладить свою вину?

– Ты ни чем не провинился, Феликс, – успокоил собеседника Егор. – Но не пропадай, ты мне понадобишься вскоре. А пока ступай, я позвоню. Будь зрячим.

– Будь зрячим. Еще раз спасибо, – Феликс отпустил руку, отступил назад, накинул капюшон и быстрой походкой скрылся в темноте.

Волков провожал его фигуру взглядом до тех пор, пока она не растаяла на фоне чернеющих деревьев. Вздохнул, вытирая влажный от мороси лоб.

С каждым приходилось разговаривать на понятном ему языке. Иногда приходилось говорить то, что хотели услышать. Особенно это касалось нужных людей.

Именно таким нужным человеком был Феликс Гош, личный боевик Волкова, готовый абсолютно на все.

Именно этого человека Роман Ильин называл «личным фанатиком» Егора.

Фанатиком и убийцей.

Ключ на длинной ножке привычно вошел в замочную скважину и трижды щелкнул засовом. Металлическая дверь отворилась, пропуская хозяина внутрь. Пальцы уткнулись в выключатель, бледный свет слабенькой лампы проявил прихожую.

Волков закрыл входную дверь, накинул стальную цепочку. Бросил ключи на потертую глянцевую поверхность невысокого трюмо. Привалился плечом о прохладную стену, устало вздохнул.

Он ненавидел эту квартиру. Но только тут он мог быть самим собой.

Скинул ботинки, прошел в гостиную, минуя санузел и кухню.

Шифоньер с раздвижными дверьми, рабочий стол, заваленный мелким канцелярским хламом, тусклый монитор компьютера. Книжный шкаф с серьезными корешками солидных книг, журнальный столик с темным кругом от горячей чашки, продавленное кресло перед телевизором. На единственном стуле – мятая одежда «в стирку».

Все на своих местах. Даже предусмотрительно оставленная на двери в кухню сигарета – не скинута, не смещена. Есть шанс, что гостей не было.

С каждым шагом плечи Егора опускались все ниже и ниже, шаги становились медленнее и тяжелее. Наконец, он и вовсе остановился, переводя дух.

Устало не тело. Устало сердце.

Заставил себя переодеться в домашнее. Заставил себя поставить чайник и разогреть позавчерашний ужин. Заставил себя поесть, практически не ощущая вкуса.

Искра превратилась в обычного мужчину, сгорбленного над тарелкой макарон. Одинокого, немолодого.

Свет из кухни желтым прямоугольником ложился на пол темной гостиной. Он почти дотягивался до еще одной комнаты в квартире Волкова. До комнаты, в которую дверь была наглухо заперта.

До комнаты, перед которой стояла покрытая густым слоем пыли непочатая бутылка водки.

А потом пришел тревожный сон, который когда-то был явью.

Золотые нити медленно извивались, исходили, превращались в стремящийся вверх дым. Обволакивали своды массивной каменной арки, сверкающими облаками возносясь под крышу храма.

Нити исходили из тела. Из грязного, вонючего тела. Смердящего, дрожащего, жалкого тела. Липкий пот покрывал грязную кожу, исторгаемый легкими воздух пропитался парами спиртного, запахом табака.

Вместе с этим смрадом наружу вырывались слова молитвы, неловкие, неумелые, нарушающие все каноны обращения к Богу. Из темных, проваленных глаз лились слезы, капали с подбородка на кончик ножа.

Нож направлен в сердце. Стальное жало проткнуло тонкую ткань футболки, продавило, но пока не пробило податливую кожу.

Нож сжимали руки молящегося.

Золотые нити исходили из человека как пар от земли на рассвете. Они незримые, бесплотные. Их видел только человек с ножом. Он видел их, но не мог понять реальны ли они или лишь плод галлюцинации. В организме слишком много всего намешано. Особенно боли, тоски и отчаяния.

К нему бежали люди в одеянии священников. Они что-то кричали, махали руками. Их лица – смазанные пятна, голоса – звон в ушах.

Слова молитвы путались, голос слабел.

Слезы прекратились.

Золотые облака замерли в вышине.

Глаза закрылись.

Нож на удивление легко проникает в грудь, холодной льдинкой ныряет в агонизирующее сердце. Короткий хрип и падение.

Тьма. Пустота. Безмолвие. Смерть.

Впервые…

Глава 8

«Между нами разница лишь в том, что вы чтите пастыря стада, а мы – ту силу, что свела их вместе»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

Егор плавным движением руля направил машину сквозь недовольно гудящий поток к обочине, свернул на широкую стоянку. Массивный внедорожник втерся между дорогими автомобилями представительского класса, по-хамски свернув одной из них боковое зеркало. Волков заглушил двигатель, затушил сигарету в пепельнице. Огляделся, снимая со спинки пассажирского кресла пиджак.