Религер. Последний довод

И никого вокруг. Тихо и подозрительно.

Егор осторожно продвигался вдоль стенки по коридору, останавливаясь у дверей и пробуя их открыть. Некоторые были заперты, за некоторыми находились классы, переоборудованные то в столовые с длинным столом, то в спальни с рядами одинаковых кроватей.

И нигде не видно символики, ритуальных знаков или другой атрибутики, свойственной религиозному культу. Обычная, в общем-то, школа, переоборудованная в коммуну. В некоторых классах пахло благовониями, но и только.

А еще всюду прибрано, нет ни оставленной посуды, ни разобранной постели. Секта Калины навела порядок и разом покинула свое жилье? Неизвестно лишь, надолго ли.

Последняя дверь с еле читаемой вывеской «Актовый Зал» оказалась приоткрыта. Егор, мягко ступая, приблизился и аккуратно заглянул в щель.

Огромный зал с темными ликами картин, сдвинутые в кучу стулья, тяжелые подсвечники в половину человеческого роста. Большое, собранное волнами, полотно плотной ткани на полу, похожее на бархат. Горящие по периметру сцены лампы, освещающие лежащего на краю подмостков человека со связанными за спиной руками…

Дверь распахнулась от мощного пинка, с шумом пронеслась у самого лица Егора. Из проема выпрыгнула невысокая мужская фигура, длинным выпадом стараясь достать в последний момент уклонившегося религера. Обманный шаг, уход в сторону, стремительная атака. Волков метнулся вперед, работая на опережение. Краем глаза заметил, что оружие противника нацелилось ему в затылок…

Финка с узким, чуть изогнутым лезвием.

– Это я! – успел воскликнуть Волков, – Стой!

Финка дернулась и ушла в сторону, оставив длинную царапину на виске.

– Я не убивал Захария!

Невысокий серый человек отступил, опустив нож.

– Я знаю, – раздался лишенный эмоций голос.

Такой голос невозможно перепутать. Перед Егором, привычно скрываясь в тени, стоял Исполняющий Иванов.

Глава 27

«Блаженство в слепоте».

Неизвестный автор на стене храма мистириан

Илияс заметно нервничал, отчего машина то и дело взревывала и дергалась. Егор несколько раз делал ему замечание, чтобы смотрел на дорогу и выбросил из головы всякую ерунду. Но парень время от времени набирался храбрости и бросал быстрые, опасливые взгляды в зеркало заднего вида. Только кроме опасения, было в глазах молодого бланцы и такое, отчего Волков немного опасался, как бы Илияса не потянуло на подвиги. Еще бы – такое искушение, одним махом избавиться от двух легендарных врагов! Оставалось надеяться лишь на то, что Агния смогла должным образом заложить в ученика благоразумие и выдержку.

Также, Егора занимала мысль правильно ли они сделали, что оставили последователя Калины в живых. Тот человек, лежащий на сцене – добыча Иванова, жалкий охранник, оставленный сторожить пустую коммуну, он действительно мало знал, сколь бы убедителен не был Исполняющий. Религеры оставили его лежать связанным, запихав в большой ящике из-под реквизита, который нашли за сценой.

Тем временем, Иванов, в свойственной ему манере скучающего лектора, рассказывал Егору о событиях последних дней. Впрочем, Волков отмечал, что время от времени голос Николая немного менялся, словно кто-то внутри Исполняющего не выдерживал и нет-нет, да и дергал за ниточку, меняющую тональность – верный признак того, что Иванов находился на взводе.

– Четыре дня назад меня вызвал к себе Старший Ламий. Вызвал приватно, через Хирурга. Я, было, решил, что дело опять в каком-то нелегальном грузе, как несколько лет назад. Но разговор пошел о другом, – Иванов сдвинул брови, от чего бесцветные глаза накрыла пасмурная тень. – Ламий, как обычно, начал издалека. Предложил чаю. В конце концов, перешел к причине моего визита. Он спросил: «Мечтаешь ли ты о том, чтобы вера наша стала сильнее и могущественнее иных религий?». Я ответил, что конечно, это – цель моей жизни и суть служения. Тогда Ламий поинтересовался, кто из молодых религеров самый перспективный. Я указал на Таисию – она действительно подает устойчивую надежду на рост Дара.

Егор кивнул – все верно, из Таи получится сильная Искра.

– Старший Ламий велел привезти ее вечером в «Острог». На мой вопрос ответил, что Таисию ждет важнейшая миссия, что любой истинно верующий мечтал бы занять ее место.

Иванов замолчал, смотря перед собой. По его лицу невозможно было понять, обдумывает ли он следующую фразу, либо вовсе передумал продолжать рассказ.

Егор поймал себя на том, что отвык от вида Исполняющего, от его манеры говорить и двигаться. Неожиданно быстро отвык, словно и не было долгих лет бок о бок. Словно и не было духа боевого братства, веры в единое дело.

Впрочем, о каком духе может идти речь, если над религерами всегда витал незримый призрак паранойи, заставляющий лгать друг другу и расценивать любые неформальные отношения как возможное предательство?

О каком духе единства может идти речь, если единственное, что неизменно сопровождало Егора в последние годы, так это чувство одиночества?