Религер. Последний довод

Хирург и водитель были хорошими телохранителями. Спокойными, рассудительными, сдержанными. Волков же привык постоянно двигаться, действовать, его тяготила необходимость тратить время впустую.

Потому что когда голова не была занята работой, в нее лезли нехорошие и опасные мысли. И даже если Егору удавалось прогнать их прочь, после них, как след после улитки, оставался неприятный осадок, зудящий и напоминающий о себе еще долгое время. Заставляющий обращать на себя внимание.

Например, как сейчас, когда среди потока размышлений о Калине, знаках, странных Поединках, затесалась вполне конкретная и осязаемая мысль: «Насколько же противно служить картонным королям!».

Их машина отстала от основного кортежа, свернула на заправку. Пока Хирург давал по телефону указания, Егор спокойно перекурил на обочине. Спросил у скучающего водителя:

– В ресторане тоже массовка намечается?

– Вроде нет, – пожал плечами водитель. – Рабочая встреча.

– Ну-ну, – скептически усмехнулся Егор и полез в салон, повинуясь жесту Хирурга.

Ресторанный комплекс «Острог» находился на территории природного парка, расположенного на окружной дороге. С левой стороны остались пригородные коттеджи, с правой замелькали высокие, прямые как спицы ели, возвышающиеся над красным зубчатым забором. Через пару километров, когда Волков почти уже проиграл неравную схватку с дремой, водитель перестроился к обочине и, не снижая скорости, промчался под резной аркой въезда в парк.

Асфальтированная дорога со стилизованными под полосатые почтовые вешки столбиками делала плавный поворот, выгодно открывая сидящим в машинах вид на большое, похожее на зеркало, озеро. Возле кромки воды располагались небольшие бревенчатые домики для кемпинга и узкая пристань с лодочками и яхтой.

Дорога спускалась с пригорка и делала кольцо вокруг цветника, разбитого подле высокого крыльца замка из искусственно состаренного темно-зеленого камня. Трехэтажное строение с черепичным шпилем, увенчанным флюгелем в виде рыцаря с копьем, короткие, но массивные стены в обе стороны, упирающиеся в пузатые сторожевые башни.

Внедорожник первым подкатил к крыльцу, высаживая Хирурга и Егора, и тут же отъехал к стоянке. Религер и начальник безопасности остались на месте, встречая лимузин.

Пока Волков осматривал местность, примечая редких гуляющих по парку прохожих, взгляд его остановился на одной машине, скромно притулившейся чуть в стороне от остальных, словно стесняясь дорогих соседей. Это была старая, потертая жизнью отечественная марка, без претензий и изысков.

Иванов всегда довольствовался тем, что у него было.

Не успел Егор предположить, что Исполняющему делать в месте, подобных которому он чурался, как сзади тяжело скрипнула дубовая дверь с крестовиной кованых полос.

Из открывшегося проема вышла Таисия. Покрытые тонкой косынкой волосы, немного испуганный взгляд, который она неудачно старалась спрятать за маской отстраненности. Подергивающийся у шеи золотой ромбик, когда девушка нервно теребила пальцами тонкую цепочку.

За ней, деловито набивая что-то пальцем в мобильный, следовал мужчина с лицом клерка. Волков видел его несколько раз в Соборе – один из доверенных служек одного из Старших, не то адъютант, не то секретарь.

Последним вышел Иванов, как обычно сутулый, с руками, засунутыми в карманы серого пальто. Вид у него был раздраженный. Очень раздраженный. Егор даже предположил бы, что впервые увидел Николая по-настоящему злым.

И это было странно.

– Феникс! – окликнул Егора Хирург. – Надо работать.

Когда швейцар раскрыл перед ними двери, Волков понял, что пора удивлений еще не прошла – в зале, помимо Захария, присутствовали еще двое Старших.

Все пауки сползлись в одну банку.

Глава 19

«– Многие умудрялись зарабатывать даже на аутодафе, подсовывая в вязанку сухих дров охапку сырых веток».

Из лекции пастыря амонариев Ири студентам факультета теологии Городского Университета

Волков никогда не считал себя истово верующим. Даже в Школе, после обретения Дара, когда он полностью отрешился от мирского, с головой нырнул в служение и молитвы. Всегда казалось, что он верит недостаточно горячо. Боялся, что недостаточно искренен, что на фоне святых и Старших недостоин именовать себя настоящим верующим.

Но потом, став религером, он многое понял. И от осознания обретенного опыта ему стало невыносимо горько и тоскливо.

Он помнил имя – Иерон. Храмовые имена даются лишь высшему эшелону духовенства. Иерон находился в сане управляющего одного из крупнейших монастырей мистириан, находящегося в пределах Города. Был отцом для прихожан, наставником для послушников и духовным лидером для приближенных.

А еще он воровал деньги со строительства часовни, сожительствовал с одним из послушников и был слаб до алкоголя.