Религии и тайные учения Востока

В этот мир, не зная ни «почему», ни «откуда»,
Мы, подобно воде, волей-неволей вливаемся.
И из этого мира, подобно ветру в пустыне,
Не зная «куда», против нашей воли, скрываемся.

Гонят нас сюда, не спрашивая «откуда»?

И, не осведомляя «куда», торопят вон отсюда!
О, не одну чашу нужно этого запретного вина
Чтобы потопить воспоминание о такой дерзости!

Тогда то, что от Тебя во мне, нечто действующее

За завесой, стало искать
Света во мраке и я услышал,
Как бы извне, – «Мое в тебе ослепло».

Тюльпан, для утренней услады

Небесным даром винограда, подымается над землей;
Поступай и ты так же, пока не опрокинешь небо
На землю – как опорожненную чашу.

Не смущайся впредь ни человеческим, ни божественным,

Предоставь заботы о завтрашнем дне ветрам.
И запусти свои пальцы в локоны
Стройного как кедр, чудного винограда.

И если вино, которое пьешь, и губы, которые прижимаешь,

Кончают тем, чем все начинается и все замыкается – т. е. «да».
Думай, что ты сегодня то, чем был вчера
И что завтра ты не уменьшишься.

Когда же ангел более темного напитка,

Наконец встретит тебя на берегу реки
И, предлагая тебе чашу, пригласит твою душу
Опорожнить ее – ты не задрожишь.

Не бойся, будто жизнь, покончив счеты

С твоим и моим существованием, уже не даст подобных нам.
Вечный Саки из своей трубки пустил миллионы пузырей
Таких, как ты и я, – и будет пускать.

Его тайное присутствие, пробегая как ртуть

по венам вселенной,
Избегает всех наших страданий.
Принимая различные образы, все изменяется
И погибает. – Он один остается.

Момент угадан, – затем назад за загородку,

В область мрака по окончании драмы,
Которую для развлечения в Вечности,
Он сам придумывает, ставит и ею любуется.

Мы не что иное, как подвижный ряд

Волшебных теней, – стройные образы, скользящие
Вокруг солнца – этого фонаря, зажженного
В полночь Хозяином представления.

Мы лишь беспомощные игрушки, которыми Он играет

На шахматной доске дней и ночей.
Туда и сюда он движет нами и бьет, и убивает;
И кладет по одиночке обратно в свой чулан.

Мячик вовсе не спрашивает – да или нет;

Туда, сюда он мчится, куда швырнет его игрок.
И Тот, кто кинул тебя в пространство,
Он знает обо всем – Он знает, Он знает!

А я знаю вот что: загорится ли во мне

Истинный свет любви, или гнев меня снедает,
Одна вспышка огня, захваченная в таверне,
Лучше совершенно потерянной во храме.

Эти стихи дают представление о древнем Омаре, в котором так тесно переплелись и любовь, и печаль. Надежда и вера в рок, как близнецы, поделили его душу. Недоверие к философским умозрениям всегда побуждало его искать вино учения суфиев, которое приводит к опьянению божеством. Жизнь для него была лишь «игрой, которую Он разыгрывает на шахматной доске дней и ночей». Освобождение исходит только от «винограда, винограда!»