Религия

— Он где-то рядом, — согласился Борс. — Но ускользает от взгляда. Так и паука никогда не видно на паутине, пока в нее не попадется муха. Он тоже был принят в орден, в качестве рыцаря благочестия. Хочешь, я его прикончу?

— Пока не подвернется случай убить сразу и его, и Людовико, это было бы неразумно.

Тангейзер обернулся посмотреть, как Карла с Ампаро складывают инструменты. Как чудесно видеть снова их обеих. Они обе несколько похудели, это верно. Их лица прорезали какие-то новые черточки, которые теперь уже никогда не сотрутся. Но ему они казались прекрасными. В самом деле, каждая по-своему была настолько совершенна и лицом, и телом, что сердце его едва не замирало при виде этой двойной красоты. Он любил их обеих, без колебаний и сомнений, и в подобном утверждении он вдруг не обнаружил ни противоречия, ни горечи. С этой сложностью он разберется как-нибудь в другой раз. Когда они поднялись по камням, неся инструменты, Тангейзер поднялся со своего места, и они увидели его.

Обе женщины замерли на мгновение, словно застигнутые привидением или, может быть, троллем, сбежавшим из какой-нибудь северной сказки. Да, выглядел он не лучшим образом. Штаны были разодраны на коленях. Голые руки в подтеках пота и грязи. И кольчуга на нем была из числа тех доспехов, которые носят брави самого низкого пошиба. Но все подобные мелочи ничего не значили сейчас. По крайней мере, бороду ему умастили на базаре позавчера, и на нем было надето достаточное количество золота. Пока Тангейзер размышлял обо всех этих ничтожных и смехотворных вещах, обе музыкантши уронили свои футляры и бросились к нему, раскинув руки и обливаясь слезами радости.

Он обнял обеих сразу, каждую одной рукой, как в тот далекий день, когда случилась первая битва и он просил их о благословении, отправляясь на войну. Он прижимал их к своей груди, словно они были его детьми или же это он был их ребенком. Если бы они не заливались слезами с такой силой, он, может быть, и сам разрыдался бы, а так они делали это и за него тоже. Грудь его сжималась от удивительного ощущения тепла, родившегося частично из-за того, что их груди прижимались к его ребрам, и, когда Карла подняла лицо, чтобы увидеть его глаза, он улыбнулся.

— Вы звали, — сказал он. — Как же я мог не явиться?

От этих слов обе они заулыбались, а он переводил взгляд с одной сияющей пары глаз на другую — несимметричное лицо Ампаро снова лучилось опасным обаянием, а душевная искренность Карлы пронзала его сердце насквозь, — пока не почувствовал, что еще немного, и он лишится всякого самообладания. Тогда он бросил взгляд поверх их голов.

— Борс, — сказал он, — понеси, пожалуйста, их инструменты. Мы возвращаемся в оберж. И там, когда мы устроимся поудобнее, я расскажу вам историю, какой вы никогда не забудете.

Часть четвертая В ЛЬВИНОМ РВУ

Среда, 15 августа 1565 года — праздник Успения

Пост Италии — крепость Святого Михаила

Почти полная луна висела, насколько мог судить Анаклето, в знаке Водолея. Осадные пушки грохотали через неравные промежутки времени, стены под ногами Людовико периодически вздрагивали, когда ядро достигало цели. В траншеях, прорезанных в холмах, и в долине Марса позади них турки отдыхали, восстанавливая силы после недавних событий. Людовико наблюдал за тенями на руинах Бормулы, мрачно размышляя о тех тенях, которые падали на его собственные дела.

Людовико видел Тангейзера в ту ночь, когда он вернулся в Эль-Борго. То, что германец до сих пор жив, мало его беспокоило. Великий магистр ценит его военные таланты, и в этом смысле Людовико был точно так же признателен, как и любой другой, за ту пользу, какую можно из них извлечь. Но почему этот германец вернулся, подвергая себя такому риску, туда, где гибель была очень вероятна? В телесном смысле Тангейзера возбуждала эта испанка, Ампаро. Карла заявила, что они собираются пожениться. Очень странное намерение, но не исключительное, ибо, когда речь идет о любви, возможно все. Собственно, возвращение Людовико на Мальту было, пусть и частично, вызвано известием, что Карла на острове. Но, без всякого сомнения, дикому германцу было неведомо подобное рыцарство. Тангейзер, возможно, воображает, будто сумеет спасти женщин, если их вдруг захватят турки. Или же собирается вывезти их из Эль-Борго. Как возможно осуществить подобный замысел, Людовико даже не представлял себе, однако он не недооценивал способности германца. Еще он видел, как Тангейзер прижимал Карлу и Ампаро к своей груди и как обе женщины залились слезами радости при его появлении.