Религия

Карла встревоженно посмотрела на Матиаса. Она ничего не рассказывала ему о ночном визите Людовико из страха, что он сделает с ним что-нибудь. Матиас кивнул, будто бы все вокруг знали об их намерении.

— Это верно, мы обручены. — Он улыбнулся Карле, и исходящая от него теплота растопила ее тревоги. — И любим друг друга тоже. — Он посмотрел на Людовико. — Надеюсь, мы услышим от тебя благословение и наилучшие пожелания.

— Вы сказали мне при нашей первой встрече, что вы везучий человек.

— Да, и очень дорожу этой репутацией, — ответил Матиас. — Я слышал, ты тоже кое-чего успел достичь, ты ведь теперь рыцарь «по праву».

Людовико наклонил голову в знак согласия. По мере того как поток грубостей и оскорблений нарастал, Карла гадала, когда же он наконец взорвется.

— Никогда не думал, что буду испытывать к Ла Валлетту жалость, — сказал Матиас, — но при известии о твоем вступлении в орден, должен признать, я посочувствовал ему.

— Почему же?

— Потому, что ты уничтожишь его. И его горячо любимый орден тоже.

Людовико заморгал.

— Ради чего мне это делать?

— А ради чего еще ты вернулся на Мальту? Уничтожать — это твое призвание.

Людовико повертел в руках кусок хлеба.

— Если бы даже у меня и имелись бы столь фантастические намерения, откуда у простого рыцаря возьмутся средства для их осуществления?

— Ага, точно, — сказал Матиас. — Простой рыцарь. Скромный священник. Когда речь идет об искусстве войны, здесь Ла Валлетт гениален, но в искусстве политики он так же неискушен, как мальчик-певчий, впервые приглашенный в спальню к епископу.

— Вы недооцениваете великого магистра.

— Надеюсь, что так. Зато я не недооцениваю тебя. Ла Валлетт не покидал остров уже много лет, а до того очень нечасто задерживался на берегу, не говоря уже о том, чтобы бывать в Риме, в этой яме со змеями, где лицемеры вроде тебя творят свои грязные дела. Вот Оливер Старки! Искушенный дипломат, человек, каким может похвастать Религия. Он из тех, кто держит свое слово, кто платит свои долги, кто остается верен своим клятвам. — Матиас подался вперед. — Эти люди держатся своих священных обетов. Они не позорят имя Спасителя. Они не прячут собственное зло за дымом от горящей плоти. Они не заставляют юных девушек расплачиваться за собственные грехи.

Пока длилась эта полная обличительных намеков литания, Карла заметила, как голова Людовико откинулась назад, как его глаза превратились в узкие щелки. Это была первая и единственная трещина в его защитной стене, к тому же быстро заделанная. Но все-таки он не осмеливался взглянуть на нее.

— Фра Старки, я уверен, весьма заинтересуется вашими предположениями, — сказал Людовико. — Почему бы вам не просветить его?

— Честным людям очень сложно понять двойную игру, — ответил Матиас, — особенно столь хитроумно выстроенную. Я льщу себе тем, что почти так же хитер, как ты, только я не обладаю такими средствами обмана, как ряса, докторские степени и волшебный мешок, полный реликвий и булл.

— Что ж, совершенно очевидно, — заметил Людовико, что наши интересы не пересекаются.

Он бросил краюшку хлеба обратно в корзину и поднял свой шлем. Поднялся сам, так же как и Матиас, и поклонился Карле.

— Я счастлив узнать, что наш сын все-таки жив, — произнес он, — хотя и остается в руках мусульманских демонов.

— Ему могло бы быть гораздо хуже, — вставил Матиас. — Он мог бы попасть в руки своего отца.

По тому, как Людовико дернул широкой, выбритой до синевы челюстью, Карла поняла, что даже его терпение истощилось.

Он повернулся к Матиасу.

— Тем не менее я молюсь за его благополучное возвращение под защиту Христа. Он очень сильно занимает мои мысли. И он, хвала Господу, наполнил мое сердце такими чувствами, о которых я даже не подозревал. — Взгляд его был искренним, и на миг Карла даже посочувствовала ему. — Расскажите мне, что за человек мой сын?

Людовико распахнул свое сердце. Матиас протянул руку и стиснул его.

— Перечисление всех его положительных качеств может затянуться до зари, — ответил Матиас. — Достаточно сказать, что чертовски трудно поверить, будто он твоего семени.

Сердце Людовико захлопнулось, как медвежий капкан.

Матиас отсалютовал ему.

— Ассалам алейкум.

— Pax vobiscum.

Когда Карла глядела, как Людовико ковыляет обратно в суматошную ночь, она не могла скрыть жалости к нему. Никогда еще она не встречала человека, настолько заблудившегося в потемках собственной души, за исключением разве что собственного отца.

Матиас вглядывался в темноту.

— Где-то там рыщет Анаклето. Интересно, почему он до сих пор меня не застрелил? Может быть, если бы вы не сидели рядом, и застрелил бы.

— Анаклето?

— Доверенный слуга Людовико, его тень, тот, кто вместо него бьет ножом в спину. Молодой человек поразительной красоты и омерзительного нрава. Он напоминает мне ассасинов султана, глухонемых убийц из сераля, которые ходят совершенно беззвучно. — Он взял Карлу за руку. — Давайте вернемся в госпиталь. Мне будет спокойнее, когда я буду знать, что вы под защитой его стен, хотя бы на ночь.

Она согласилась без возражений, и они пошли обратно в город.