Религия бешеных

Я здесь — и в крошечном мирке нашего полупрозрачного заговора двоих — голова к голове — даже его боль не имеет силы… «Считаные сантиметры между нашими головами — это все пространство нашей любви. Но оно — действительно наше. Мое… И оно непроницаемым светящимся коконом будет окружать нас всюду, где бы мы ни оказались вдвоем, как сейчас. И согревать нас, лаская кожу теплым дыханием. И здесь ты всегда будешь спать так же спокойно. А я — я буду счастлива. Счастлива до слез… Эти слезы — они от счастья… Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя — любого. Потому что это — ты…»

Я была счастлива. Все, я на месте. Наконец-то на месте… Теперь я только вот здесь, рядом с ним, за его рукой, могла укрыться от обступающего со всех сторон кошмара. Это прозвучит чудовищно, но даже в этом раздробленном состоянии он был самым умным, самым сильным человеком, к которому я кинулась, чтобы спастись рядом с ним…

«Сокамерники» Соловья мне наперебой рассказывали, что за те пару дней (или больше? неделя? я потерялась на неделю?!), что меня не было, он так задрал всех своими стихами, что его выкатили подальше в коридор. Птица Говорун там выговорился, «что знал, рассказал», потом птичку вернули на место…

Соловей придирчиво проинспектировал свое новое (для него новое, предыдущую неделю он не помнил, не помнил даже, что я уже приходила) обиталище — и с существующим порядком вещей в корне не согласился. И принялся перекраивать действительность под себя. Чуть приподнявшись, он повертел головой — и резюмировал:

— Катя, тумбочку вытащи в проход…

Кровать по правую руку от него была теперь занята моложавым мужиком с очень живыми глазами — и совершенно синхронно с Соловьем задранной кверху левой ногой. «Кто там шагает правой? Левой, левой…» Кровати разделяли две тумбочки, я потянула одну — и осеклась. Доверия к Соловью у меня теперь не было никакого.

— Сережа, зачем? — спросила как можно осторожнее. Не хватало еще поддаться на провокацию его бреда.

— Кровать придвинь сюда ближе.

Соловья слишком плотно задвинули в угол к окну, он болтался там на отшибе, лишний метр расстояния равнялся теперь полной изоляции. Я подкатила его ближе к соседу — и он сразу же радостно протянул ему руку, как будто, перегнувшись с утлой лодчонки, ухватился за причал:

— Серега…

— Женя, — живо отреагировал сосед. Дальше вот так, втроем с Евгением Николаичем, мы там и обитали…

К вечеру вокруг Соловья опять начали сгущаться тучи полубредовой черноты. Ему самому становилось страшно, на остатках сознания он почти взмолился:

— Не уходи…

Но кто бы мне позволил остаться?..

— Здорово, пацаны!..

Черт, забыла… А, нет, все правильно, именно так я научилась у Соловья «правильно заходить в хату».

На следующий день я только шагнула на порог. А Николаич, как будто замучился уже подстерегать с ушатом ледяной воды, сразу же выплеснул на меня «ошеломительную» новость. Спеша раньше всех сдать Соловья со всеми потрохами:

— А он сегодня ночью устроил пожар!

У меня привычно подкосились ноги. Я ступила в палату, как будто она вся сплошь была заминирована. Господи, а теперь-то что? По этим ухмыляющимся рожам яснее ясного читалось, что веселуха тут уже просто бьет через край. А сам Соловей бьет все мыслимые, даже свои собственные, рекорды по безумию…

Виновник торжества жмурился, лоснился перьями и с ложной скромностью стрелял глазами. Ночью он устроил маленький конец света: пытался пережечь веревочки, которыми его нога была привязана к подставке. Чуть сам не сгорел… И поэтому весь следующий день с полным правом чувствовал себя именинником. Все бессильные проклятия персонала в свой адрес он принимал как роскошные букеты цветов…

Да, ребята. Вы тут круто попали.

Все зажигалки у Соловья изъяли и поручили Николаичу отбирать их и впредь.

— Ну вот. — Николаич с чувством юмора вообще не расставался. Он закурил, положил зажигалку на тумбочку справа от себя — и с новыми силами принялся хохмить. — Буду теперь хранителем огня. Я тут как Прометей. — Он приподнял голову и проинспектировал взглядом свою предательницу-ногу. — Лежу прикованный…

— Ага, — хмыкнула я.

— Один — Прометей, другой… — я, откровенно развлекаясь, разглядывала довольного провинившегося Соловья, — Герострат.

Я поняла, у них тут заговор. Бригадный подряд. Организованная преступная группировка…

— Сволочь… — Я снова под шумок осторожно и полушутливо ласкалась к нему, незаметно завладевая его рукой и гладя его по волосам. — Пытался оставить меня вдовой…