«В противоположность фашизму национал-социализм главной своей задачей ставит построение национального государства на принципах социальной справедливости в интересах всей нации. Национализм не дает никаким классам общества привилегированного положения. И поэтому не устраивает «новых русских». Сегодня главная тактическая задача «новых русских» — оседлать национальный подъем в стране и направить его по пути фашизма. Для этого в умах людей настойчиво смешиваются два несовместимых понятия: национализм (любовь к своей нации, своей Родине) и фашизм, при котором интересы кучки финансовых олигархов ставятся выше интересов нации. Это делается для того, чтобы окончательно запутать людей и под прикрытием псевдонационалистических лозунгов в очередной раз обмануть народ, установив в стране фашистскую диктатуру, закрепить положение России как сырьевого придатка Запада, как это предусмотрено архитекторами «нового мирового порядка»…»
«Националист — это человек (здесь бы я уже поставила точку… —
По всему получалось, что выступления против национализма — выступления против народа.
А всякая там «фашистская» эстетика — романтизм, элитаризм — это просто игрушки, а не фашизм. Фашизм приходит сверху, от денежных мешков.
— Когда услышишь, что начались репрессии по отношению к людям, борющимся за социальные права, — наставляла я прихвостня, — можешь заикнуться о фашизме…
Потом я слышала, как нацболов с их социальной борьбой клеймили «фашистами». У меня начиналось какое-то нервное веселье…
Тебя пока еще не режут…
Мне пришлось долго убеждать своего прихвостня, что мое новое увлечение — нацболы — не являются фашистами. В смысле, не преследуют и не убивают людей по национальному признаку и позиционируют себя как самых что ни на есть прожженных неформалов.
— В Риге в НБП состоит русский африканец, а фамилия еще одного — авторитетнейшего! — товарища оттуда же, перекочевавшего в Москву, — Линдерман. Отцы-основатели партии — два самых главных российских панка: литературный панк Лимонов и музыкальный панк Летов…
— Да?.. — косился он недоверчиво.
Я прекрасно знала, чего он боялся. Он всерьез боялся за себя. Еще лет за десять до того где-то в Старом Осколе он, весь из себя такой правильный гнилой токсикоман-неформал, попал на кулак парней из РНЕ. «Вот, вот твои фашисты!» — верещал он. Я соглашалась, что соратники поступили неверно. Надо было сразу убивать…
Естественно, человек, ведущий подобную жизнь, очень сильно опасался людей, в которых проснулась хоть капля банального самоуважения. Поэтому его прямой задачей в этой жизни было не допустить появления таких людей. С ними ему абсолютно не по пути. Потому что когда эти — нормальные — люди соберутся числом больше одного, он уже не будет «третьим между ними». Кирдык настанет наркоману. Вот и брызжет слюной наркоман. Спасает свою шкуру. Борется против «фашистов»…
Погоди орать. Тебя пока еще не режут.
Вот такая, собственно, у меня получилась иллюстрация того, КТО у нас, КОГО и ЗА ЧТО пытается заклеймить «фашистом»…
Чисто
— Нацболы… «Фашистов» здесь — одна тысячная часть, остальные — анархисты!
…Целый ворох анархистов. Я говорю: там гроздьями отовсюду свисал целый ворох анархистов. Руководство наверняка неоднократно вешалось само где-нибудь рядом, созерцая, до какой степени «революцию приходится делать с теми, кто есть». Точно, вешалось. И не по разу…
А может быть, и зря. Красочные бурные проявления чересчур ярких личностей, выплескивающих себя наружу от переизбытка себя же. Ну и что такого? Важно другое.
Почему они все мгновенно сделались родными? Почему я вдохнула один с ними воздух — и уже не надо было слов? А там просто некогда было разговаривать. Все было подчинено одному — ДЕЛУ.
И они были ЛЮДЬМИ, когда доходило до дела. Жизнь в постоянной опасности, на которую они себя обрекли, сделала отношения между этими людьми хрустальными. Здесь все было чисто́. И очень прочно. Здесь у тебя появлялся самый настоящий тыл. Да, я согласна с рассуждениями о партии-братстве. Им действительно удалось это создать. Ради одного того, чтобы ощутить это, стоило лезть на рожон. Слишком жестко их мир делился на своих и чужих. Но именно это делало своих своими. Я теперь доподлинно знаю, какими на самом деле должны быть отношения между людьми. Наверное, когда я снова захочу ощутить все это, придется отправиться на войну…
Или я чего-то не понимаю, или все друг в друге — каждый в каждом, каждый во всех и все в каждом — были уверены абсолютно.