Религия танцующих детей

А где окажусь завтра, если вдруг мои уши — северный и южный полюса! Попробуй собери такого человека. Попробуй заставить поверить такого человека в важность теорем высшей математики, правил правописания, законов гравитации.

Он каждый раз залетает в дом и звенит:

— Немедленно слезай с потолка, мы едем в Амстердам! Там карамель на Синем мосту — фантастика, как китайские фонарики в Антарктиде! Посмотри-ка, все обои своими острыми пятками протер, быстрее слезай, кому говорю!

Потолок был нежно-закатным когда-то, то ли от новизны, то ли от того, что рядом было лето.

— Да и черт с ним, с потолком, нам он больше не будет нужен. Собирайся же! Когда ты в дороге, ты никому ничего не должен. Тебя ничто не волнует, никто не трясет. Лодка в океане, без внешних бурь, взлелеенная волнами. Единственная опасность — буря внутри нее (как всегда и случается в жизни двуногих). Слезай немедленно! Ты слишком глазастый для своих лет..

Он знаете, какой?

Такой человек умеет только смеяться! Сквозь таких людей можно посчитать птиц, пролетающих за их спиной, далеко-далеко на юг. Он обнимает мир. Он больше мира.

Папа научил меня улыбаться, когда очень-очень больно. Потому, видя улыбающихся людей, я думал, что им наверное больнее некуда, а смеющихся и вовсе приписывал к смертельно-больным.

— Ты только создавай свои миры, закапывайся в них, впадай. Я для этого куплю тебе какие угодно игрушки. По стенам прыгай, никого не слушайся, меня не слушайся.

Он появляется всегда не там, где хочет, а там, где его ждут и хотят видеть. Потому папа всегда в моей руке, я перебираю его четками, теми, с глазастыми бусинами, для строя отточенных мантр.

— Есть такие люди, которые несутся, как флаг, и считают себя достоянием, тогда как достояние — страна, которую они представляют, а не какая-то до безумия самоуверенно-разноцветная тряпка. Ты не имеешь права, понимаешь, не имеешь совершенно никакого права нести пустого себя. Лучше вовсе не иди, если внутри — пустыня.

— Но ведь и в пустыне много песка!

— Но даже ни в одной самой маленькой песчинке нет пустыни.

Мы с папой заметили, что, если смотреть человеку в душу, а не в глаза, то земля теряет свою форму.

— А что, если земля — это вечная мерзлота? Что будет, когда растает земля? Куда будут капать люди? Ведь они должны куда-то стекаться все вместе. Сидим сейчас с тобой здесь, под дождем, пьем чай, а чей-то дом в это время попросту тает, а мы любуемся на дождь, когда возможно людям больно.

Людям где-то больно, он знает это и без крыльев. Ему самому больнее всех, потому что он всегда улыбается. И не смейте держать его, трогать его, копать в него. у него душа недозревшего граната! Он, знаете ли, такой красный, надменно-кислый, но по-детски ласков.

Бывают ночи, когда я, проходя, мимо комнаты папы, смотрю в дверной проем и вижу в темноте его белую мягкую руку. Страшно хочется зайти и дотронуться до этого облака, но заботливо страшно боюсь его разбудить. Потому на кончиках пальцев пробираюсь по стенам, полу, потолку — дальше, дальше, к свету. От настоящего, чистого — к свету.

Когда держишь в руках птицу, то не разберешь, ты в гнезде или гнездо внутри тебя.

Когда птица держит тебя в своем сердце, ты становишься птенцом, попросту — равным.

Но не смейте держать птицу! Она все равно улетит. Цените гнездо, которое она свила внутри вас. Ждите ее. Цените место, которое она греет перед сном крылом в своем гнезде, для вас, ожидая.

Мой папа-птица. Птица-сойка. Птица-бунтарь. Птица-я.

ребенок 8 / мы ехали в какую-то страну

Когда я нашел себя, был, кажется, май.

Мы ехали в какую-то страну вкуса солнца и смеха моря. В ней пели гимны разноцветным пальцам. Отчего-то люди в этой стране принимали на веру две шутки: что мир был создан рукообладающими, и что я не люблю тебя.

Когда я нашел себя, ты была сбоку, спящая, доверившая мысли моему плечу.

Мы ехали в какую-то страну цвета чаек и голоса ветра. Мы ехали оставить себя в ней.

Я пытался задержать внутри воду, не дать ей вылиться, но ничего не получалось, потому попросту промокал щеки рукавом и считал за тебя слонов.

Когда я нашел себя, было тепло. Это было во мне, и оно меня делало. Знаешь, как мастерят журавлей из бумаги, а потом подвешивают на нитке к потолку и пускают к ним ветер. Нигде не было нитки. А значит и меня нигде не было.

Когда я нашел себя, было смешно. Я был в твоем сне. А если я кому-то снюсь, значит я где-то есть. За окнами плакали рельсы, снег прятался в землю и появлялся снова, люди меняли религии, языки, кожу, а я обретал себя.

Когда я нашел себя, был, кажется, май. Мы ехали, чтобы самая теплая страна на свете поняла, как я люблю тебя исчерченными календарями и слепыми окнами многоэтажек. Я нашел себя в твоей голове.

Мы ехали, чтобы ты поняла, как я люблю тебя.

ребенок 7 / самая лучшая рыба на свете

Я положил письмо в конверт. А конверт в почтовый ящик.

У нас в городе есть такая сонная синяя металлическая коробка на стене заплаканно-блочного дома. В нее люди приносят слова, которых никогда не скажут.