Религиозные практики в современной России

Пример традиционных светских воспоминаний о детстве – воспоминания купца А.П. Березина, крестьянского сына, записанные в конце 1790-х годов. Его сознанию свойственно осмыслять себя в зеркале библейской символики и персонажей. Говоря о своем жизненном пути, Березин сопоставляет себя с Моисеем на горе Хорив¹⁰. Земная жизнь оценивается как «временная». Поведение родителей и свое сопоставляется с дозволенным или недозволенным согласно православному добродетельному образу жизни. Жизнь отца и матери в изображении сына проходит в пространстве реликвий, упования и богодухновенности. Последней вещью, с которой расстаются перед уходом на заработки, выступает «образ Святого Николая Чудотворца». В нищете уповают на милосердие Божие. Себя Березин называет «боговдохновенным», поскольку восьми лет от роду, будучи от бедности и безотцовства пастухом, «в один день, испытав всю жестокость непогоды, едва имея силы укрыться под куст, отчаясь, лишась надежды на образ жизни моей, воскликнул: „На что меня мать родила!“ Сии слова были последние в унылых и тягостных моих рыданиях. Как вдруг нечто сверхъестественное проникло меня и поразило слух мой; внимание мое отверзлось, и все чувства мои были осенены благодатию; глас свыше разлился в душе моей; я оный слышал в сих словах: „Господь тебя на труды поставил, не тужи, молись Господу, и ты будешь богат!“ Неведомая радость и утешение озарили сердечное мое движение; я пал в неописанном восторге, – но еще не имел тех полных чувств в столь нежных летах моих, чтобы чувствовать вежливость откровения сего, кроме того, что оное место и куст заметил весьма приметным знаком». Мир откровений – не мир провиденциализма. Если провиденциализм требует символической интерпретации событий жизни и их последствий, то мир откровений и чудесных явлений – мир более «простых» и непосредственных, более «средневековых» отношений с Богом. В таком «мире чудес» проходила религиозная социализация А.П. Березина.

Для него «поэтика взросления» – поэтика странствования. И то и другое – в руках Божиих: «Пришед в возраст пятнадцати лет, родительница моя решилась меня отпустить в столицу, на что я получа благословение и сорок копеек на дорогу, отправился в путь. С сею-то суммою в 1747 году, в феврале месяце… пустился в неизвестный мне путь, без всякого покровительства, не имел ничего верного в предмете моего предназначения, с единою верою в помощь Божию и с истинным упованием на родительское благословение». Родительское и божественное тесно связаны. Через родительское благословение передаются фундаментальные основы религиозной системы ценностей, исходя из которой Александр продолжил строить свою судьбу.

Березин говорит, что он всегда в своей жизни надеялся на «невидимую помощь Божью». Кандидатом на нее, по православным обычаям, становился усердно посещавший церковь и исправно участвующий в религиозных обрядах. Потому отрок Березин, поступив пятнадцати лет на службу слугой к петербургскому чиновнику, исполнял вместе с ним все, что должен был исполнять добродетельный прихожанин: «Продолжая свою службу у помянутого секретаря, всегда ходил с ним в церковь Божию; ибо он человек был благочестивый, набожный и благотворительный, и весьма часто раздавал изобильную милостыню, вверяя иногда мне исправлять христианскую обязанность, что и послужило мне на целой век примером благотворения и нравоучения». Березин и всю последующую жизнь считал, что избран Богом за свое ритуально праведное и честное поведение.

Среди нетипичных автобиографов встречаем А.Т. Болотова. Он не видел никаких ритуальных основ для начальной религиозной социализации: «Хоромы и образа не просвещают. Бог на всяком месте слышит… Можно Богу и ходя и сидя и лежа молиться. Бог одного только усердия требует, а иногда один усердный вздох к нему во сто мер ему приятнее, нежели длинные, но без всякого усердия читанные молитвы»¹¹. Но собственную религиозную социализацию Болотов не смог описать в соответствии с подобной концепцией – жанр рассказа о себе находился на ином уровне. Болотов понимает это и сетует на «пастырей душевных», которые не чувствуют того, какому горению вместо ритуала «своих прихожан учить надлежало»¹².

Первым опытом соприкосновения с религиозным описано происшествие в немецкой кирхе, где случилось Андрею «видеть несогнившее тело одного человека, погребенного лет за сто и о котором говорили тогда, якобы он был проклятый»¹³. Шести лет началось обучение. Он помнит, как выучил отрывок из Нового Завета: «Первое образование… произвел я выучением почти наизусть одного апостола из послания к коринфянам… и как сие случилось скоро после начатия учения моего, то родитель мой так был тем доволен, что пожаловал мне несколько денег на лакомство». Трудно сказать, что более запомнилось – лакомство или сам текст. Показательна как сама направленность начального обучения, так и то, что она сохранилась в памяти. Болотов отнюдь не говорит в этот момент о своем религиозном развитии. Речь идет «просто» о начале обучения, и о религиозных чувствах не упоминается.