Мы уже отмечали двусмысленности в использовании понятий нации и народа. В использовании понятий культуры и цивилизации двусмысленностей появляется никак не меньше, как только они теряют отсылку к народу или нации, которые их формируют. Культура может быть французской, английской, итальянской, арабской, японской и т. д. Она требует определенного языка, который поддерживал бы её, если только это не научная культура, использующая мертвый язык, например латынь в европейской культуре Средневековья. То есть живые культуры национальны. То же самое можно сказать и о цивилизациях: хотя понятие цивилизации шире понятия культуры, оно всегда включает определённую культуру, лежащую в основании, – литературу, поэзию, музыку, философию, а также крупные политические, юридические и социальные институты, в которых эта культура развивается. Так, можно говорить о французской, итальянской, японской, английской или китайской цивилизации.
Сложность в использовании двух этих тесно связанных понятий обусловлена распространением цивилизации и базовой для неё культуры. Так, революционная Франция времен Наполеона экспортировала свои институты по всей Европе; её культура закрепилась в европейской элите уже во времена Просвещения, а в период колониальных завоеваний французский язык и французская культура распространились и за пределы Европы. Английская культура, которую часто называют англосаксонской, значительно распространилась во время завоеваний Америк, а затем и Индийского континента; то же самое можно сказать об испанской культуре или португальской. Сегодня из-за силы, которой обладают США, английский язык и англосаксонская культура стали общими для элит всего мира, что наносит ущерб другим культурам.
Однако не стоит смешивать эту культуру, господствующую в мировом масштабе и поддерживаемую американской сверхдержавой, с более универсальным понятием цивилизации, используемым в большей или меньшей степени во всех культурах для обозначения общего на данный исторический период состояния знаний, техник, материального прогресса, распространения искусств, развития нравственности, этики и философии. Даже если великие национальные государства Европы
XIX века обычно видели в своей собственной культуре высшую стадию цивилизации, нельзя смешивать два значения термина: то, которое применяется к национальной культуре с её социальными, политическими и научными институтами, и то более широкое значение, которое мы только что выделили. Но сегодня подобное смешение как раз и кормит собой нарциссизм Запада, который отождествляет чувство западной идентичности и принадлежность к цивилизации
Эта упрощенческая идеология является извращенной, поскольку она навязывает в равной мере ложное и ограниченное представление о реальности. Конечно, культуры-завоевательницы развиваются в международном порядке благодаря важным политическим событиям, выражающим силовые взаимоотношения и процессы. Но как только они покидают свою территориальную и национальную базу, они подвергаются преобразованиям, которые зависят от уровня рецепции этих культур цивилизациями других наций: зачастую то, как одна культура пользуется другой, приводит к появлению странных гибридов, в том числе и на чисто лингвистическом уровне. Французский язык, на котором говорят или пишут в Ливане, потребление продукции французской культуры в этой стране будут отличаться от соответствующего языка и потребления в Алжире, Канаде или Бельгии. Вот почему говорить о войне цивилизации и, соответственно, войне культур нет никакого смысла, поскольку, как мы видим сегодня, это понятие ведёт к эссенциализации долгосрочных межкультурных отношений. Строго говоря, оно может служить для обозначения проявлений политической власти, ограниченных определённым временем и пространством, как например в случае вооруженных вторжений.