Реликт 0,999

Дан приучил, что спорить можно и нужно на совещании, но принятое решение следует неукоснительно исполнять. Халиля, горячего таджика, за отказ дежурить на вышке просто изгнал со всей семьёй. Выкинул за ворота, и всё. Ширин с ребёнком часа три стучалась, умоляла, пока муж палкой от крысобак отбивался. Запустили, когда Халиль на колени стал, прощения у селян попросил. Дан потом объяснил, что отказники и лентяи — главные враги, поскольку разрушают единство. Урок запомнили накрепко и посейчас новосёлам рассказывают.

Странно, чем жёстче становился вождь, тем меньше его боялись. Не все, конечно, но большинство уважало в Дане простоту и готовность выслушать любое мнение. Тот выделил вторую половину понедельника для свободного приёма и объявил:

— Каждый имеет право на десятиминутный разговор.

Народ приходил делиться идеями или поругаться, это уж кому чего хотелось!

Здравко приходил спорить, пока был горяч и глуп. Ух, как он ненавидел вождя и его жену — потому и орал против, по всем вопросам. И всегда проигрывал. Как получилось с выбором места для первого в общине селения. Вот она, Дановка, показалась вдали. Теперь любой понимает, насколько стратегически выгодна позиция на бугре. Конечно, как не понять — лес вырублен вкруговую метров на пятьсот, сделаны радиальные просеки для обзора. Загляденье! Когда пришли, ничего очевидного не было. Пустошь на береговом склоне выглядела много предпочтительней, если не учитывать останец.

Здравко усмехнулся тогдашней наивности. Охранять останец постоянно никто не станет, а заберись туда враг? Назад без диких потерь не отобьёшь, но придётся — ведь с него простреливается всё вокруг. И ров в скальном грунте на нужную глубину не вырыть. Зато на глинистом бугре, где стоит Дановка, — за милую душу!

Отсюда не видно, но перед высоким частоколом поселения склон обрывался, образуя эскарп, а дно глубокого рва украшали острые колья, обожжённые для неразличимости и скрытые в специально посеянной, густющей траве. Это придумал Здравко, став командиром сборного войска. Когда обсуждались кандидатуры, Дан предложил молодого серба, чем поверг того в глубочайшее изумление:

— Умён, решителен, не боится иметь собственное мнение. Свою жизнь пока не ценит, но за других — беспокоится. Молод? Это скоро пройдёт.

Здравко быстро понял хитрый ход вождя. Ответственность за вверенных тебе людей — это не шутка. Жизнь бойцов зависела от дури или ума командира, и молодой серб не только посочувствовал Дану, но и согласился со всеми решениями. Да, вождь совершал ошибки, однако не упорствовал в них, а немедленно признавал и спешно исправлял. Кинуть в него камень, обвинить — такое Здравко и в голову не приходило.

Дан нёс на плечах неподъёмную для рядового поселянина тяжесть, которая и не каждому старосте под силу. Застонешь, запричитаешь, на крик сорвёшься. Вождь справлялся молча, а серб с завистью смотрел и старался подражать. Преданней человека не было в общине, даже прозвище он получил соответствующее — «Цепной пёс Дана». От подростковой, глупой неприязни не осталось и следа.

22

Лада готовила обед и вспоминала сегодняшний переполох в больнице. Её рабочий день закончился, дежурный фельдшер и медсестра — народ опытный, не разберутся сами, так вызовут. Дом вождя стоял напротив больницы, через площадь. Лекарям построили не избу, а настоящие хоромы — с приёмной, изолятором и операционной, где стоял настоящий стол с правильной подсветкой и хранились инструменты. Это всё, что общине удалось найти и выменять, кроме лекарств.

Поисковикам несказанно повезло — суздальский аптечный склад всего лишь перекосило, не разорвало полностью. Естественно, многое разбилось, свалившись с полок, но охлаждение работало — уцелевшие препараты не испортились. Под них в Дановке отвели промышленный холодильник и обширный подвал. Лада лично сортировала ампулы, таблетки, бутылочки, баллоны, пока не навела порядок и не учла весь запас. Анестетиков лет на сто хватит, что радовало, ведь боли она боялась пуще смерти и пациентов жалела. Вот антибиотиков уцелело совсем мало, так что в ход шли отвары и настои из собираемых лекарями трав.

Жаль, от роботизированной лечебно-диагностической аппаратуры остались рожки да ножки, однако толковый лекарь мог провести даже полостную операцию. Только где они, толковые? Кроме неё, психотерапевта и плохонького стоматолога из Борисова, дипломированных медиков в общине не нашлось. Когда Дан провёл перепись, оказалось, что из полутора тысяч взрослых — семьсот инженеров, двести учителей и шесть сотен обслуживающего персонала, то есть «подай-принеси». А врачей — всего два! Ох и потрудилась она, отбирая и обучая лекарей! Сейчас, конечно, легче. В каждом поселении работает по нескольку фельдшеров-акушеров, способных на простые операции. А настоящих хирургов, способных резать и шить, — всего пятеро, считая Ладу. Тяжёлых больных направляют в Дановку.