Реликт 0,999

Собственной энергии парня хватило лишь на то, чтобы установить купол вероятностей. Теперь можно было не опасаться стрел. Но первая же атака дикарей — и от экспедиции никого не останется…

Если куттеры не успеют раньше…

Перекатившись по камням, Тихон дотянулся до спрятанного между двумя валунами маячка и нажал на кожух, активируя его. Теперь в деревню летят не только тревожные сигналы, но и вызов, ориентирующий сюда, на холм. Теперь летчикам не придется искать походников, у них есть ориентир…

Куттер от деревни долетит до этой гряды холмов часа за три. Но есть ли у них эти три часа?

Из кустов к Любаве метнулась полосатая тень. Огромная серая кошка стрелой промчалась по открытому пространству и, чувствуя защиту купола, прижалась к ногам Любавы. Тихон ощутил, что после появления Миу купол стал плотнее.

— Ты еще что-то можешь, зверь? — слабо улыбнулся Тихон. — Ладно, прикрывай Любаву!

Парень снова осмотрелся. В кустах вроде бы затихли. Но это — временно. Из трех десятков взрослых мужчин, которых походники видели в племени дикарей, убиты лишь пять или шесть. Две с лишним дюжины обозленных неудачей фанатиков — слишком много для двух… нет, одного паранорма. Любаву можно не принимать в расчет, она сейчас занята только братом. Демид, который, как старший, всегда принимал решения, без сознания. Миу? У кошки есть зубы и когти, но энергии у нее немного.

Что-то нужно решить, что-то сделать…

Тихон зажмурил глаза, пытаясь нащупать идею, которая поможет им продержаться ближайшие три часа. На мороки сил уже не хватит…

Что-то надо придумать. Но вместо решения подсознание вытолкнуло наверх воспоминания.

Начало похода. Точнее, то, что было до него, родная деревня, праздник границы цикла…

* * *

Ох! Ох! Ох! Ох!
Как рассыпался горох!
По горе-горе катит,
Котя Катю норовит!

Гармонисты рвали меха, частили по ладам, подзуживали бойцов, сами приплясывали, не в силах устоять на месте.

Жги! Жги! Жги! Жги!
Не жалей сапоги!

А в круге — двое.

Один — высокий, жилистый, чуть сутулый, с белобрысыми вихрами — пляшет да частит хлесткими взмахами, словно крутится винт куттера — только свист стоит. Второй — ниже почти на голову, но вдвое шире в плечах — скачет тугим мячом. Черноволосая круглая голова, круглые мышцы бугрятся под тонкой рубахой, круглые удары — короткие и смачные, будто билом по свае.

Со стороны глянуть — молотят парни друг друга почем зря. Как только кровь-юшка во все стороны не хлещет — удивительно. Да только сторонних взглядов в общине не найдешь. Все, кто, затаив дыхание, стоит за кругом, видят: бойцы-то — ровня друг другу. Блоки, уходы, скольжения — редкий удар достигает цели. Да и от того вреда немного — волна энергии протекает сквозь тело и выплескивается ответным движением. Лишь пару раз коренастый, проскользнув под вихрем из кулаков противника, доставал того — точно, коротко и хлестко. Губы у белобрысого распухли, стали, как вареники, от чего на молодом лице застыло обиженное выражение.

Да только и эта ребячливость мало кого обманет. Голубые глаза — спокойны и отрешенны, смотрят не на противника, а сквозь него, на небо, на вершины дальних гор. Плещется в глазах небесная лазурь, бурлит, яриться плясовая, пальцы гармонистов все быстрей и быстрей бегут по ладам, хотя уже кажется — куда дальше, не таких сил, чтобы выдержать этот ритм…

Жги! Жги! Жги! Жги!
Жги, милок, наяривай!
Не жалей руки-ноги!
Ладу уговаривай!

Но долго такие поединки все же не длятся. Еще куплет, еще шаг — и вдруг долговязый с размаха хлещет черноголового в висок. Другой от такого удара свалился бы замертво со сломанной шеей, но и крепыш — не простак: извернулся, крутанулся на пятке, послал волну движения в ответный удар. Да только там, куда бил — пустота. Белобрысый ушел, утек, выскользнул, словно вовсе костей нет у парня — одни гибкие жилы.

Потеряв равновесие, черноволосый полетел кубарем, закрутился по земле. Вскочил — и застонал разочарованно — он уже на пару ладоней за пределами отсыпанного речным песком круга.

Разом смолкли гармони, на миг повисла тишина, потом порвалась от крика:

— Ти-хон! Ти-хон!

Черноголовый досадливо скомкал меховые рукавицы, бросил их на землю. Вздохнул тяжело, махнул рукой, сел, где стоял, в песок. К проигравшему поединщику подбежала такая же круглолицая и черноволосая девушка. Только глаза у нее не темно-серые, как у брата, а зеленоватые с желтыми крапинками, словно у лесного пардуса.

— Демид, кровь у тебя! — ойкнула она.

— Где, Любава? — потянулся парень, чтобы ощупать лицо.

— Тихо ты, руками не трожь! Бровь посек — вот и кровит. Дай остановлю.

Девушка аккуратно отерла парню лицо холщевой тряпочкой, прижала лоскут к брови:

— Держи, пока заговорю!

К брату с сестрой нерешительно подошел победитель — Тихон:

— Ты чо, Демид, как? Ничо?