Реликт

— Можете сказать своим людям, пусть возвращаются. Там все в порядке, но мы на ближайшие тридцать шесть часов установим в зале пост. — Лейтенант повернулся к полицейскому, выходившему из энергоблока. — Уотерс, останься здесь до конца смены. Для проформы. Потом я кого-нибудь пришлю. Еще несколько раз кому-нибудь что-нибудь померещится, и у меня не останется людей.

—  Ладно, — ответил Уотерс.

— Правильно, — заговорил Трамкэп. — Видите ли, этот зал — сердце музея. Вернее, мозг. Мы обслуживаем телефоны, электросеть, принтеры, электронную почту, систему охраны...

— Да-да, — перебил д’Агоста. И подумал, не та ли это охрана, у которой нет схемы нижнего подвала.

Служащие стали возвращаться на рабочие места. Д’Агоста утер лоб. Чертовски жарко. И повернулся, собираясь уйти.

— Родж, — послышался за его спиной чей-то голос. — У нас проблема.

Лейтенант задержался.

— О Господи, — сказал Трамкэп, глядя на монитор. — Система производит сброс памяти. Что за черт...

— Родж, главный терминал работал в режиме резервирования, когда ты отошел? — спросил невысокий человек с большими зубами. — Если резервные ленты кончились и никакой реакции не последовало, он мог перейти на сброс низкого уровня.

— Пожалуй, ты прав, — сказал Роджер. — Останови сброс и проверь, все ли ленты выработаны.

— Он не реагирует.

— Операционная система выключена? — спросил Трамкэп, наклоняясь к монитору, перед которым сидел большезубый. — Дай-ка взглянуть.

Послышался сигнал тревоги, негромкий, но пронзительный, назойливый. Д’Агоста увидел в потолочной панели над главным компьютером красный огонек и решил, что, пожалуй, ему лучше пока остаться.

— Это что? — спросил Трамкэп. Ну и жарища, подумал д’Агоста. Как они только ее терпят?

—  Что означает этот сигнальный код?

— Не знаю. Посмотри.

— Где?

— В справочнике, балда! Он у тебя на столе. Вот, взял его.

Трамкэп принялся листать страницы.

— Двадцать два девяносто один, двадцать два девяносто один... вот, нашел. Это сигнал перегрева. О Господи, машина раскаляется! Немедленно вызови техников.

Д’Агоста пожал плечами. Стук, который они слышали, видимо, издавали выходящие из строя компрессоры кондиционера. Нетрудно догадаться. Температура здесь, наверное, градусов девяносто. Идя по коридору, он разминулся с двумя спешащими техниками.

Как и большинство современных суперкомпьютеров, музейный МП-3 был способен лучше выдерживать перегрев, чем “большие железки”, выпускавшиеся лет десять — двадцать назад. Его силиконовый мозг в отличие от вакуумных трубок и транзисторов прежних моделей мог дольше работать при температурах выше рекомендованных без поломки и потери данных. Однако интерфейс, напрямую связанный с системой безопасности музея, был установлен без учета спецификаций изготовителя. Когда температура в компьютерном зале достигла девяноста четырех градусов, допуски микросхемы ПЗУ оказались превышенными. Сбой произошел через девяносто секунд.

Уотерс, стоя в углу оглядывал зал. Техники ушли больше часа назад, в помещении стояла приятная прохлада. Все снова пришло в норму, слышалось только гудение компьютера и однообразное пощелкивание многочисленных клавиш. Он праздно глянул на экран терминала, возле которого никого не было, и увидел мерцавшую надпись.

НЕИСПРАВНОСТЬ ВНЕШНЕЙ МАТРИЦЫ ПЗУ АДРЕС: 33 В1 4А ОЕ

Это походило на китайскую грамоту. Неужели нельзя сказать то же самое понятным языком? Уотерс ненавидел компьютеры, потому что ничего не получал от них, кроме пропуска “с” в своей фамилии на счетах. Он терпеть не мог самодовольных ослов-компьютерщиков. Если там что-то случилось, пусть у них болит голова.

27

Смитбек сложил блокноты у одной из своих излюбленных библиотечных кабин. Тяжело вздохнув, втиснулся в нее, поставил на стол портативный компьютер и включил небольшую лампочку над головой. Ему было рукой подать до обшитого дубовыми панелями читального зала с красными кожаными креслами и мраморным камином, который не разжигали лет сто. Но журналист предпочитал тесные обшарпанные кабины. Особенно укромные, где можно изучать добытые рукописи и документы — или слегка вздремнуть — с относительным комфортом и без помех.

Музейное собрание новых, старых и редких книг по всем аспектам естественной истории не имеет себе равных. За многие годы музей получал столько завещанных и преподнесенных в дар книжных коллекций, что их не успевали вносить в каталоги. Однако Смитбек знал библиотеку лучше, чем большинство библиотекарей. Он мог отыскать погребенный под другими документ в рекордно короткое время.

Поджав губы, журналист размышлял. Мориарти — несговорчивый бюрократ, добиться от Кавакиты ничего не удалось. Больше он не знает никого, кто мог бы помочь с доступом в базу данных.

Но эту проблему можно решить несколькими способами.