Реликт (СИ)

— У вас есть кошка или собака?

— Хомячок.

— Ты хотел бы его съесть?

— А почему я должен хотеть его съесть?

— А я почему должен хотеть съесть эту вот костлявую девку?

Очкарик задумался.

— Ну дело, собственно, не в ней… Вот возле меня сидит мой коллега — он смотрите какой толстый. Его бы хотели съесть?

— А почему я должен хотеть его съесть?

— Ну ведь у вас же специализация такая, верно?

Я вздохнул.

— Твои предки жрали хомячков только в путь. Специализация такая у вас — жрать все, что жрется. Поверь мне, я знаю, потому что жрал хомячков вместе с ними. Так почему ты не хочешь сожрать своего?

— Во-первых, потому что это мой хомячок. Во-вторых, потому что питание хомячками… устарело.

— Вот ты сам в полной мере и ответил на собственный же вопрос.

— Простите, только тут аналогия не полная, потому что мои, кхм, коллеги — не ваши хомячки.

Я усмехнулся.

— Мы с тобой разные, и на мир смотрим по-разному. Я бы даже сказал — мы обитаем на разных слоях мира. Я — территориальный хищник, и любую территорию, где проживаю, рассматриваю как свой участок. Все, что на нем — мой ресурс, за счет которого я выживаю. В том числе и человеческое стадо, внутри которого я скрываюсь и которое обеспечивает мои нужды. Нравится это тебе или нет — но я рассматриваю тебя как часть своего стада. Как часть системы, внутри которой я существую. Именно потому, что такая моя приспособленность. Кстати, как раз поэтому я и растерзал террористов.

— Позвольте, я поясню, — вмешался другой тип. — Мои коллеги пытаются выяснить, насколько велико в вас инстинктивное желание их съесть.

— Такое же, как у тебя — съесть твоего хомячка. Когда-то вы ели все, что могли. Потом питание хомячками устарело. Со мной та же история. Мои предки приспособились притворяться людьми не потому, что люди вкуснее, а потому, что охотиться на иную добычу не могли. По мере того, как мы учились внедряться в человеческие стада, мы получили доступ к иным источникам мяса, потому что вы освоили охоту на других животных. Получив от вас оружие, мы стали охотиться вместе с вами, а не на вас, и человеческое стадо из пищи превратилось в средство более простого выживания. Вершиной этого процесса стало изобретение денег и мясных лавок, после чего добыча пропитания путем охоты окончательно устарела. Хочу ли я съесть кого-то из вас? Нет, и так было всегда, по крайней мере, с тех пор, как мы обнаружили, что у вас есть имена.

— А что вы про террористов говорили? — спросил кто-то.

— Вы о чем?

— Какие у вас причины их не любить?

Я пожал плечами:

— А вы сами-то что скажете, если из лесу прибежит волк и начнет таскать ваших овец? Это мой участок и мое стадо, и я его защищаю. Мне плевать, кто там припрется — волки, львы, нацисты, террористы… Во все времена у меня для всех них был один ответ — когтями по мордасам. Плюс еще в последнее время добавились каменный молот и монтировка.

— А как вы, как свидетель человеческой истории, оцениваете наш прогресс? — спросила пожилая интеллигентная дама.

Я вздохнул.

— Вы называете прогрессом решение проблем, которые сами же себе и создали, и я часто ловлю себя на мысли, что вам следовало остаться в пещерах. Вы изобрели хрен знает сколько удивительных вещей, включая отравляющие газы и ядерное оружие, но счастливее не стали.

— Мы много чего другого изобрели, такого, что облегчает жизнь. Вы не могли этого не заметить, верно?

— В этом и кроется ловушка. Вы, верно, не раз пересмотрели то видео, да?

— Ну да.

— Что сделал главарь, когда я занес руку для удара?

— Э-э-э… Ничего?