Реликвии тамплиеров

Тропа стала еще круче, и копыта ослов звонко били по камням. Впервые за все утро я порадовался, что не иду пешком. Бредущий впереди священник, кажется, был уже на грани апоплексического удара, взбираясь на таком солнцепеке в своей развевающейся черной сутане. Потом стены по обе стороны тропы раздвинулись, открыв перед нами широкое пространство, также огражденное. В его центре, обсаженная рощицей кипарисов, чьи тонкие стволы здорово искалечило время, стояла маленькая часовня с куполом, едва ли больше капитанской каюты на «Кормаране». И такая древняя, что, казалось, уже вросла в землю, но недавно покрашенная известью, так что на нее, как и на большинство домов на Коскино, при ярком солнце нельзя было смотреть без рези в глазах. Две ступени вели вниз, к выкрашенной в синий цвет двери. Священник сделал нам знак подождать, спустился по ступеням и открыл дверь. Я заметил, что она не заперта. Он исчез во тьме. Селяне уже расстилали вокруг нас коврики и выкладывали на них еду и питье. «Как они только умудрились втащить все это сюда?» — поразился я, осторожно стаскивая собственное истерзанное тело с дьявольского седла. Было жутко больно даже просто сдвинуть ноги вместе, и я помолился, чтобы мои драгоценные яйца не оказались расплющенными всмятку, потому что больше их не чувствовал.

Я успел, ковыляя, приблизиться к Анне, демонстрируя при этом всю фламандскую рыцарственность, на какую только был способен, когда священник вышел из часовни, поставил перед собой свой посох и начал петь. Это была какая-то литургия; его голос устремлялся ввысь, вибрировал и эхом отражался от окружающих нас стен. Мощный звук, казалось, возникал из самой горы и, пройдя сквозь его тело, взлетал к небесам. Селяне оставили свои приготовления к пикнику и начали собираться вокруг нас, крестясь наоборот, справа налево — на греческий манер. Песнопение замерло, все забормотали «аминь». Священник поманил нас. Настало время войти внутрь.

Я взял Анну за руку, и мы на негнущихся ногах проследовали к двери часовни, распахнутой и черневшей позади священника, как зев пещеры. Подобрав полы своей сутаны, он шагнул вниз и вошел внутрь. Я на секунду замешкался. За дверью было темно, как в беспросветную полночь, и она словно бы заключалась в раму из сверкающей на солнце белой стены часовни и выглядела дырой, пробитой в ясном дне. Потом Анна ткнула меня в бок, и я вошел внутрь.

Глазам потребовалась всего пара мгновений, чтобы привыкнуть к полумраку. Все вокруг сияло и посверкивало, но как только мне удалось сфокусировать взгляд, я понял, что нас окружают сотни свечей, каждая из которых горела маленьким ярким пламенем. Внутри оказалось больше места, чем могло показаться снаружи. Мы стояли на здорово истертом полу из чередующихся черных и белых плит. Вдоль стен тянулись лавки темного дерева с вырезанными на них виноградными лозами и змееподобными драконами. Я взглянул вверх. Там были оконца, но стекла за многие столетия так закоптились от чадящих свечей, что сквозь них просачивалось лишь слабое свечение темно-янтарного оттенка. Там, вверху, виднелись лица — ангелы в окружении переплетающихся крыльев. А впереди, в отсветах свечей, стояла рака святой Тулы. От удивления я чуть не охнул.

Тула лежала в раке, столь же богато украшенной, как и подобные ей реликвии в огромных кафедральных соборах всего христианского мира. Это был прямоугольный гроб из кованого серебра, который умелые руки мастера украсили изысканными инкрустациями — изображениями ветвей с листьями, где сидели птицы и играли маленькие животные. В центре размещался греческий крест, выступающий рельефом, и все четыре его конца украшали изумруды, отражающие свет, исходящий от огромного граната. Это была работа древних римлян, намного более искусная и изящная, чем что-либо, сделанное в наше время. И несомненно, это был гроб некоей благородной римлянки, а не какой-то там жалкой святой из подворотни. Значит, Адрик прав. И ученые из Кельна тоже. Какая-то очень важная и высокопоставленная особа была привезена сюда, в это Богом забытое место, и вместо огромного собора и всемирного культа, привлекающего пилигримов со всех концов света, канула тут в небытие, став еще одной покровительницей маленькой деревушки. А Билл из-за нее погиб…