Ощущение было такое, словно летишь долго-долго. Я чувствовал, как в ушах свистит воздух, а по ногам в предвкушении удара бегут мурашки. Потом я приземлился, по колени провалившись в мягкую, засасывающую субстанцию. Миг спустя рядом плюхнулся Билл. Вонь здесь стояла невыносимая. Мы погрузились в чудовищную кучу навоза, кухонных отходов, требухи забитых животных — словно в огромный созревший прыщ, готовый вот-вот лопнуть, разбрасывая вокруг ядовитые и зловонные отбросы этого гнусного поселения. Миазмы, волной накрывшие нас, наводили на мысль о самом разном дерьме — человеческом и свином, коровьем и лошадином. Ногам стало до отвращения тепло, даже жарко, и я рванулся на волю. Но трясина подо мной затягивала внутрь кучи. Я собрался с силами и сделал еще одну попытку выбраться. Билл с отборной бранью барахтался рядом. Я чувствовал между ногами слизистую жижу. Потом что-то скользнуло по ступне. Я заорал и дернулся вперед, на секунду ужаснувшись, что уже не выберусь, но под весом собственного тела вывалился наружу. Часть кучи распалась, выпуская нас на волю. И мы с Биллом выпали головой вперед и покатились вниз по склону, увлекая за собой разную дрянь, пока не уперлись в мощные заросли ежевики и стену из прошлогодней крапивы, которые нас и остановили. Я обнаружил, что сжимаю в руке свиную челюсть, и отшвырнул ее в сторону.
— Ох, Пэтч, — хрипло произнес Билл, поднимаясь на ноги, отхаркиваясь и отплевываясь. — Кажется, я въехал мордой в дохлую кошку…
— Вот так, видимо, чувствуют себя попавшие в чистилище, — заметил я. — Однако мы в таком виде, что дьявол к нам ни за что не притронется.
Мы были в полной темноте, под воняющей сенью засохшей яблони, давно рухнувшей на крышу развалившейся лачуги. Вокруг расползались многолетние заросли вереска, еще зеленого и уже засохшего, шиповника, крапивы и вьюнка, высокие и отмершие, — они образовали сплошную мрачную стену из перепутанных и сплетенных стеблей. Мы кое-как пробились сквозь нее, протискиваясь вдоль падающей стенки лачуги, где сучья мертвой яблони торчали пореже. Билл уже выбрался, да и я почти вылез, когда вверху над нами, на стене раздались шаги и послышались злобные вопли разъяренных неудачей людей. Я замер. Между двумя зубцами появился факел, потом еще один, еще, и мигающий оранжевый свет метнулся к нам по склону навозной кучи. Я прижался к гнилому дереву и замер в глубокой тени, образованной стволом мертвой яблони, вне досягаемости факельных щупалец.
— Пошли дальше, Джек. Тут шею свернуть можно.
— А я что говорил, мать твою? Он, видать, туда убег, к кожемякам, и сидит где-нибудь на крыше…
Свет исчез так же внезапно, как появился. Я подождал, пока голоса преследователей не превратятся в едва слышимое порыкивание, и пробрался к Биллу, который сидел по другую сторону ствола. Его глаза были широко раскрыты и в этой тьме казались совершенно белыми.
— Вся банда рванула к кожевенным мастерским, — сказал он, снимая с рукавов сухие веточки ежевики. — Если свернем вправо, то выйдем к реке выше города. А они окажутся с противоположного края.
— Они гнались за мной по Силвер-стрит, — согласно кивнул я. — Может, сэр Хьюг полагает, что я кинулся в сторону заливных лугов.
— А мы двинемся вверх по реке. И таким образом доберемся до дороги Фосс-Уэй. Она пересекается с Уотлинг-стрит
[13], а та ведет прямиком в Лондон. Я дойду с тобой до этого перекрестка, а потом двину на север. Пошли?Я лишь пожал плечами.
— Там ты по крайней мере будешь в большей безопасности, — добавил Билл. — Держись все время в толпе. Потом найди подходящий корабль и отправляйся за границу. Может, во Фландрию. Да, действительно, во Фландрию! — В голосе его послышались теплые нотки. — У моего папаши там есть деловые партнеры. Они тебе помогут. Вот такой план, Пэтч! Вперед, тру-ля-ля! — И он похлопал меня по плечу.
— Да брось ты, Билл, — ответил я. — Что мне делать во Фландрии? — В этот момент, все еще во власти жуткой вони, исходившей от навозной кучи, и воспоминают о том, как, подобно жалкому червяку, прятался от света факела, я почувствовал себя загнанным в угол. — Лучше сдамся властям. Может, в суде поверят моему рассказу; в конце концов, это ж истинная правда! В любом случае, если меня повесят, это будет быстро, и сэр Хьюг лишится предвкушаемого удовольствия.
— Не такой уж ты трус, Петрок, — фыркнул он. — Давай, двигайся! Пошли!
Вокруг нас клубились тени, сплошная тьма, в которой свободно витал запах смерти и разложения. Смерть была позади нас, смерть была повсюду. А что впереди?
— Я и фламандского-то не знаю, — пробормотал я.
— Не беспокойся. Я тебя научу всем нужным ругательствам, — ответил мой друг и двинулся вперед, во тьму. Я пошел следом: больше все равно идти было некуда.