Рельсы

Он не сошел с ума. Он знал, что его мышь улетела, а старшая из Шроаков катит на своем поезде за многие и многие мили от него. Просто ему хотелось, чтобы это было не так. Он вспомнил цвета, мешавшиеся в нарядной шубке первой, искренний взгляд второй, неизменно приводивший его в замешательство. Он встал и почувствовал, что потрясающе устал от потрясений. Так что чем быстрее он примется за работу, тем лучше, решил он.

Разумеется, рукоятка заржавела и не хотела двигаться, но он стал расшевеливать ее камнем. Распределил по ней остатки смазки. Снова поколотил камнем. Еще помазал.

Шум от его работы так долго раздавался над рельсоморьем, что подземные обитатели привыкли и даже перестали прятаться. Пока Шэм неуклюже чинил, из земли начали появляться любопытные морды. Недалеко высунулась, принюхиваясь, мульдиварпа — особь с него размером. Она водила носом, тявкала, но он не обращал внимания. Целый косяк червей длиной в руку взрыл вдруг землю между шпалами. Пластиком о пластик задребезжал панцирь: земляной жук; глянув мельком на его жвалы, Шэм порадовался, что стоит не на земле, а на платформе. Бряк, смазка, стук, смазка. Был уже вечер, а Шэм все продолжал грохотать и мазать.

И вдруг рукоять дрогнула. Шэм подпрыгнул, налег на нее всем телом, так, что ноги его оторвались от платформы и повисли в воздухе, и рукоять, с визгом и ворчанием преодолевая сопротивление ржавчины, пошла вниз, а от нее закрутились и застонали свою жалобу колеса.

Дрезина была рассчитана на двоих. Толкать вверх и тянуть вниз в одиночку едва хватало сил. Очень скоро у Шэма заломило плечи, заныли руки. Потом боль стала еще сильнее. Но дрезина ехала, причем все скорее с каждым оборотом колес, точно они вспоминали, для чего созданы, и разгонялись, стряхивая с себя рыжую окись.

Шэм, хмельной от восторга, распевал рабочие песни и гнал свою тележку — Каменнолицые, темень-то какая! — по просторам ночного рельсоморья.

Стояла ночь, но он все видел. Облаков было немного, и луна за пологом верхнего неба светила вовсю. Ехать быстро у Шэма не получалось. Он то и дело останавливался, давая отдых своим бедным рукам. На стрелках тоже замедлял путь. В основном он старался ехать туда, куда был повернут нос дрезины: лишь иногда, повинуясь минутным порывам, происхождение которых его не очень заботило, он пинком ноги или сильным толчком руки поддавал рукоять очередного перевода и устремлялся вдаль по внезапно открывшемуся пути.

Шэм понятия не имел о том, куда он едет. Но, хотя он замерз, а его продвижение вперед оставалось мучительно медленным, на душе у него был мир. Он не чувствовал усталости — хотя, Каменноликие видят, должен был бы, — только покой. Он слушал, как под ним роют ходы земляные звери, как перекликаются ночные хищники. Видел короткие вспышки биолюминесценции летучих охотников, которые прошивали верхнее небо мигающими цветными стежками, превращая его в подобие светящихся кружев. Он знал, что в этот самый миг высоко над его головой кружат неописуемые хищные монстры, но это не мешало ему любоваться переливчатым пологом ночи, который лишь кое-где морщили порывы ветра, и наслаждаться ее красотой.

Может быть, он поспал на ходу. Когда он открыл глаза, вокруг уже бледнел день, а он все качал ручку дрезины. Ее визгливые стоны сделались частью его жизни. Еще несколько часов работы, перемежаемой остановками, и ему повстречался новый косяк. Теперь это были личинки, каждая размером с его ступню, они рыли и грызли, выныривая на поверхность и снова скрываясь под землей все разом, с той же скоростью, с какой он ехал на дрезине.

Что же дальше? Из челюсти одной из кормящихся тварей торчал обломок крюка. Кто-то когда-то пробовал ее поймать. Он последовал за ними. Шэм следил за своей удлинившейся тенью, которая тягала вверх и вниз такую же удлинившуюся рукоять. Он обогнул небольшой лесок, за которым кипела земля — там резвились личинки.

Или не резвились? Почему они вдруг замерли? Они попали в западню. Из тонкой, мелкоячеистой сети. Шэм тут же проснулся. Напуганные личинки извивались, корчились, поднимая пыль. «Вот бы теперь взять да поймать одну», — подумал Шэм и чуть не упал в обморок от внезапного приступа голода.

Он уже раздумывал над тем, как именно он ее схватит и на чем будет готовить, и хватит ли у него духу съесть ее сырой, — урчащий желудок подсказывал ему, что да, скорее всего, хватит, — как вдруг до его слуха донеслись звуки, не похожие на скрежет переворачиваемой земли.

Он поднял голову. На него надвигались пузыри. Шэм уставился на них. Провел сухим языком по запекшимся губам. И, наконец, робко прошептал хриплое «алло».

Это был не мираж. Это были паруса. Они приближались.

Глава 66

Проливной дождь превратил рельсоморье в кашу из грязи и мокрого металла, сделав осклизлыми шпалы. Низкие облака закрыли верхнее небо. «Мидас» как будто осел в грязи.