Ремарк и миражи

В холе гостиницы было многолюдно, мужчины и женщины бестолково сновали туда-сюда.

«Вон и наши», — облегчённо вздохнув, сообщил заботливый внутренний голос. — «Инни о чём-то заинтересованно шепчется с представительной дамой бальзаковского возраста, облачённой в шикарное тёмно-красное платье с потрясающим декольте. Рой беззаботно прохлаждается рядом. А на керамических плитках пола — возле гостиничной стойки — лежит какой-то человек, над которым обеспокоенно склонились двое мужчин…».

Автомобильная сирена, наконец-таки, угомонилась, и примерно через полминуты в холл — со стороны улицы — вошли трое в светло-зелёных комбинезонах, с компактными чемоданчиками в руках.

Плотный и широкоплечий «светло-зелёный» мужчина, шедший первым, тут же принялся — зычным и властным голосом — раздавать какие-то команды на испанском языке.

«Просит освободить докторам дорогу», — предположил сообразительный внутренний голос. — «И, вообще, советует всем разойтись по номерам и не мешаться под ногами у специалистов, выполняющих важную и ответственную работу…».

Инни обернулась и, заметив мужа, призывно махнула рукой, мол: — «Действительно, не стоит мешать занятым людям. Тут и без нас прекрасно обойдутся. Выдвигаемся на прогулку…».

Они вышли на улицу и зашагали по тротуару.

Через минуту Инэс, оглядевшись по сторонам и убедившись, что чужих ушей поблизости нет, призналась:

— Это из-за меня бедному сеньору Мануэле Жоржиньо стало плохо.

— Гав, — стыдливо дёрнув коротким хвостом, подтвердил Рой.

— Как это — из-за тебя? — непонимающе нахмурился Роберт. — Шутить изволим, прекрасная барышня?

— Какие, уж, тут шутки? Всё, к моему большому сожалению, всерьёз…. Понимаешь, ты задерживался, вот, я и решила — слегка пообщаться с доном Мануэлем. Сперва про погоду поговорили. Про политику. Про чемпионат Аргентины по футболу. То, да сё. А потом я возьми, да и спроси, мол: — «Как часто, уважаемый сеньор, вы наведываетесь в уругвайский Монтевидео?». С чего — спросила? Не знаю, честное слово. Мысли всякие терзали, например: — «Почему, интересно, первое убийство «мемуаристов» произошло именно в столице Уругвая? С каких таких коврижек недопечённых?». Ну, и брякнула.… А пожилой сеньор, вдруг, разволновался, засуетился и, трусливо виляя взглядом, забормотал, мол: — «Наезжаю иногда. Так, ради смены обстановки. Не более того…. Когда был там в последний раз? И не помню уже. Склероз, извините, милая девочка…». Здесь бы «милой девочке» и притормозить. Так нет же. Чёрт, видимо, дёрнул. Взяла да и поинтересовалась — относительно моей «девичьей» однофамилицы, которую откровенно побаиваются и криминальные аргентинские инспекторы, и известные столичные журналисты. Тут-то дедушке поплохело уже по-настоящему: схватился ладошкой за левую сторону груди и, ужасно побледнев, в обморок грохнулся. Хорошо ещё, что я умудрилась подхватить его под мышки и бережно опустить на пол. Повезло…. Покричала, конечно, немного. Народ сбежался. «Скорую» оперативно вызвали…. Нехорошо получилось, спора нет. Будем надеяться, что пожилой сеньор обязательно поправится…

— Будем, не вопрос, — согласился Роберт, а после этого решил: — Всё, звоним Танго. Она же у нас — знатная и заслуженная шпионка. Вот, пусть и объяснит — что это за «сеньора Сервантес» такая…. Кстати, а почему на городских улицах нынче так безлюдно?

— Это, как раз, просто. Жители Буэнос-Айрес отдыхают. В том плане, что активно отдыхают, разбредясь по кафешкам, ресторанам, клубам, кинотеатрам и варьете. Национальная традиция такая…. Милый, доставай уже мобильник и звони Танго. Мне невтерпёж разобраться с этим странным и запутанным делом.

— Сейчас позвоню. Вот, кстати, очередная удобная тёмно-синяя скамейка. Присаживайся, любимая. Сейчас-сейчас…. Уже короткие гудки призывно пикают…. Танго? Привет! То есть, добрый вечер.

— Вечер? — откликнулся в трубке на удивление бодрый женский голосок. — Извини, Ремарк, но у нас — утро. Разница в часовых поясах, ничего не попишешь. Я, как раз, на работу собираюсь…. Ну, какие у вас с Инэской новости? Выкладывай.

И он выложил — кратко, сжато и сугубо по делу.

— Ничего себе, — огорчилась соратница. — Прими, Ремарк, мои искренние соболезнования.

— Принято. Что скажешь по сути?