Рэмбо под солнцем Кевира

— В свое время мы выслушаем каждого, кто захочет поговорить. Но это ничего не изменит.

Их пересчитали, как баранов, и загнали в подвал. Потом отбирали по два-три человека и уводили. Больше их никто не видел. Наконец наступила очередь Тома. Ему завязали глаза и вывели за дверь. Единственное, что он мог в таком положении, так это считать ступени — вверх и вниз по бесконечным переходам. А когда с Тома сорвали повязку и он увидел себя в котельной, то понял, что находится на том же уровне, что и прежде, но не мог уже сообразить, в какой части посольства эта котельная. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал скрежет засова. Значит, замка на засове нет. Память услужливо отмечала множество таких мелочей, на которые в нормальной обстановке он не обратил бы ни малейшего внимания. Помимо его воли начал действовать инстинкт самосохранения.

Он обошел котельную вдоль стен, заглянул за котлы, в топку, нажал плечом на дверь — все было сработано на совесть и не оставляло никакой надежды даже на попытку спасения. Оставалось уповать лишь на благоразумие новой власти, которая вдруг одумается, снова принесет свои извинения, и весь этот кошмар останется позади.

Но время шло, а власти не одумывались. И когда однажды вместе с завтраком охранник оставил ему газету "Кейхан" и он прочитал заявление аятоллы, то понял: отныне его жизнь не стоит и ломаного динара. Хомейни перекладывал всю ответственность за жизнь заложников на американского президента, в упрямстве которого Том имел уже возможность убедиться.

Глава 9

Абдолла-хан переживал не лучшие времена. Когда расстреляли его покровителя — главу САВАКа генерала Насири, он лишь вздохнул свободно: пожалуй, никто больше, чем сам генерал, не знал о подлинной роли Абдоллы-хана в организации. Формально он не входил в САВАК, так было удобнее и ему, и генералу, но фактически ни одна более или менее крупная акция шахской охранки не обходилась без непосредственного участия Абдоллы-хана. Теперь главного свидетеля всех его тайных дел не существовало, но от этого Абдолле-хану не было спокойнее. Все казалось ему зыбким и неопределенным — всегда мог вдруг появиться человек, который если и знал об Абдолле-хане меньше генерала, но вполне достаточно для того, чтобы вздернуть его под перекладиной. А Абдолла-хан мучительно искал выход из создавшегося положения.

С первых же дней февраля он стал ярым сторонником идей аятоллы и горячим защитником принципов исламской революции. Аятолла не мог не заметить этого, и когда в предместьях священного города Кума решили открыть школу Ходжатия, руководителем ее был назначен Абдолла-хан. В этом специальном учебном центре должны были проходить двухгодичную подготовку приверженцы исламской революции не только из Алжира, но и из Ливана, Ирака, Алжира, Туниса и других стран Востока. Здесь изучали теологию, миссионерство и организацию террористической деятельности. Школа готовила специалистов для закладки в Европе "исламских мин". При Ходжатии был небольшой аэродром с двумя вертолетами и учебным самолетом, так что ученики и их наставники не были ограничены в средствах передвижения ни по стране, ни за ее пределами.

Имя Абдоллы-хана мало что говорило простому иранцу — шеф школы не изменил своим привычкам оставаться в тени. Более того, именно сейчас ему как раз и не хотелось афишировать свое имя. Но тому, кто знал о его отношениях с аятоллой и догадывался о его деятельности, имя Абдоллы-хана внушало такой ужас, как в свое время имя генерала Насири. Но революцию нужно было не только защищать, но и экспортировать, поэтому людей, подобных Абдолле-хану, принимали как жестокую необходимость. Сам же он от этой необходимости хотел избавиться, и чем скорее, тем лучше.

И, кажется, случай этому представился, когда он узнал, что среди заложников американского посольства случайно оказался Том Пери сын влиятельного в Америке бизнесмена, миллионера Ральфа Пери. Над этим следовало подумать.

У Абдоллы-хана не сложилось пока еще никакого определенного плана, но он интуитивно чувствовал, что Том Пери — это то, что может изменить всю его судьбу. И здесь не следовало торопиться, но нельзя было медлить, чтобы не упустить возможность. Другой такой может ведь и не представиться. Для начала он попросил своего помощника Фуада наведаться в посольство и поговорить с Томом Пери.

— О чем, саркар? — спросил Фуад.