Рембрандт должен умереть

Распахивая дверь тайной комнаты перед другом, Флинк волнуется, будто осмелился пригласить Саскию ван Эйленбюрх, будущую ван Рейн, на вечернюю прогулку. Здесь тесно, и кажется, что мольберт с большим холстом занимает половину комнаты. Бол застывает с открытым ртом.

– Господи, Говерт, зачем ты это сделал?

– Фред, ну неужели тебе самому не надоели черные кафтаны и бледные рожи? Антони ван Дейк в Антверпене был полноправным мастером и членом гильдии в восемнадцать! Мне сейчас столько же, сколько было ему! А тебе будет всего через год! Слушай, мы многому научились у мастера ван Рейна, но пора же начинать этим пользоваться. Ты вот чего ждешь? Я ждать не хочу.

Слушая тираду товарища, Бол разглядывает полотно. Это законченная – уже и краска высохла – «Буря на море Галилейском». И отнюдь не копия той «Бури», над которой работает мастер. Хотя, конечно, сходства очень много – начиная с композиции: здесь волна почти так же поднимает лодку, как на незаконченной картине учителя.

– Ты специально так же скомпоновал, как мастер? – спрашивает Бол. Флинк смущается, хотя стесняться ему нечего: почти все стадии работы он прошел первым.

– Знаешь, было бы странно, если бы вышло на него непохоже. Все-таки мы учимся не только писать, как он, но и думать, как он. Нет, я его не копировал.

– Я вижу, ты и новую технику перенял у учителя, – продолжает гнуть свою линию Фред.

Ну да, Флинк использовал жженое льняное масло, тут не отвертишься, этот прием – личное изобретение мастера ван Рейна. Если налить масло в котелок и сильно нагреть, оно само воспламенится; тогда его снимают с огня и, горящее, продолжают помешивать, а тушат – закрывают котелок крышкой – примерно через полчаса. Получается вязкая масса, вдвое меньше по объему, чем первоначально брали масла. Из этой массы обычно делают краску для офортов; мастер ван Рейн, искусный гравер, так и поступал, пока ему не пришла идея добавить немного жженого масла в обычное, сырое, которым пользуется живописец. Чем больше добавляешь, тем лучше замешенная на таком масле краска будет крыть предыдущий слой, тем она будет гуще, а мазки – объемнее. Мастер любит как бы лепить мазками форму: его картина – всегда немного рельеф.

Правда, Флинк подозревает, что со временем краски, замешенные на жженом масле, могут потемнеть. Мастерская Рембрандта ван Рейна производит столько картин, что все в ней живут сегодняшним днем, а о завтрашнем задумываются, только когда замышляют что-то особенное. Флинк – задумался. Он отлично сознает, что, только создав нечто из ряда вон выходящее, сможет доказать свое право на самостоятельность: Флинку пора уже быть не подмастерьем, а как минимум полноправным помощником мастера. Вот и ван Дейк, уже вступив в гильдию, не погнушался пойти помощником к Петеру Паулю Рубенсу. И посмотрите на ван Дейка теперь! Рыцарь, придворный живописец британской короны, богат, знаменит на весь мир…

Однако и задумавшись над долговечностью своей работы, Флинк все же не устоял перед соблазном не только писать, но и немного лепить, как учитель.

– Ну, тут нам с тобой нечего стесняться, верно, Фред? – отвечает Флинк на вопрос Бола. – Если наш учитель изобрел технику, которая не пришла в голову даже Рубенсу, нам повезло, что мы тоже можем ею пользоваться, а ученикам Рубенса – не повезло.

Бол молчит. Он подошел совсем близко к холсту и почти касается его носом и пальцами. Проходит несколько нестерпимо долгих минут, прежде чем он поворачивается к Флинку и говорит, улыбаясь:

– А знаешь, братец, если бы я не знал, что это твоя работа, я бы принял ее за творение мастера ван Рейна. Даже не понимаю, как ты так сумел набить руку на портретах. Ведь эти надутые господа заказчики сидят неподвижно, а здесь у тебя – смотришь на фигуры и видишь, как они только что двигались и что сделают через секунду. Мастер вечно говорит нам, что надо добиваться такого эффекта, но я все не соберусь попробовать, столько работы все время… Из-за тебя! – Бол, продолжая улыбаться, толкает друга в грудь, так что Флинк делает два неловких шага назад и почти упирается в дверь комнатушки.

Он счастлив. Может быть, ради этого момента он рисковал гневом отца, устроившего его сперва учеником к торговцу шелком, и настаивал, что хочет быть художником и никем больше. Бол не завистлив, говорит, что думает, и его слова дорогого стоят, что бы ни сказал, увидев картину, сам мастер ван Рейн. Ведь у него как раз будет повод для недовольства.

Или даже несколько.

На картине Флинка есть одна деталь, над которой он долго раздумывал, прежде чем решиться на нее. Ведь одинаково вероятно, что мастер увидит в этой детали вызов дерзкого подмастерья или выражение безмерного почтения, которое к нему питает благодарный ученик. В лодке, помимо Христа и апостолов, есть некто четырнадцатый. Он смотрит прямо на зрителя, и в чертах его лица легко угадываются черты Рембандта ван Рейна. Он здесь равен апостолам, да – но он не участвует в действии: так решил будущий мастер Флинк.

– И что теперь ты собираешься делать? – спрашивает Бол.