Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести

Алеша во все глаза смотрел на происходящее, был в восторге: никогда еще такого не приходилось видеть, вот Венька так Венька! Из какого трудного положения победителем вышел! А что? Правда — она всегда побеждает.

— Бывай, Веня! — Тощий Шурик еще раз сердечно пожал Венькину руку. — Буде заглянешь в Кучерской переулок, спросишь. Приму друга.

— Заходи и ты в поселок, — сдержанно отозвался Венька.

Вася Микерин больше не появлялся в мастерской. На расспросы ребят Максим Петрович сказал, что он взял документы из училища, решил поступить на завод учеником слесаря. Одного он не пояснил: не Вася приходил, забрала документы его мать, и по ее жалобе директор записал мастеру выговор.

3

Бедный Максим Петрович, мастер и воспитатель оравы непослушных, с большущим самомнением, не сделавших ничего еще полезного в жизни подростков! Ему работать бы надо, втолковывать, какими они хорошими должны стать, а он сегодня принимает гостя за гостем.

Сначала в мастерскую заявился сияющий от счастья Павлуша Барашков, не один — в сопровождении невысокого кругленького человека в диагоналевом с накладными карманами френче, и тоже с сияющей улыбкой на моложавом полном лице. Папа! Ученики рты разели: не каждому нынче доводится вот так, безмятежно, прогуливаться под руку с родным отцом.

Максим Петрович по-старомодному раскланялся со старшим Барашковым, а потом при дальнейшем разговоре стал скучнеть.

— Не надо, ничего не надо… Чего не бывает — учатся!

Старший Барашков решил возместить ущерб, нанесенный сыном. По практическому складу своего ума он считал, что все в этом мире взаимозаменяемо: предложил в счет расколотой уникальной плитки Иогансона пять пар кирзовых сапог — для поощрения лучших учеников. Деньги он не предлагал и почему именно пять пар — тоже не объяснил.

— Вас, может, смущает…. деликатность, конечно… Все будет проведено, все законно…

Максим Петрович бледнел, краснел, отводил глаза в сторону, как девица на выданье, только что не закрывался стыдливо рукавом пиджака. А когда за кругленьким Барашковым захлопнулась дверь, совсем сник и долго сидел на табуретке за своим столом, бессмысленно глядел в одну точку. «Да что же это?» — вопрошал он себя. Далекий от ловкачества, он был потрясен предложением представителя хозяйственного мира.

Тут его опять оторвали от размышлений.

— Максим Петрович! Максим Петрович! Там офицер с орденом Алешкой Карасевым интересуется.

В мастерскую стремительно вошел боевой сержант — светловолосый, крепкий, так и брызжет здоровьем; на широкой груди блестит серебром медаль «За отвагу».

— Мне бы Алексея Карасева. В вашей он группе?

Максим Петрович испуганно поднялся от стола. Плохо держали ноги.

— Натворил что-нибудь? — спросил слабо.

— Натворил! — радостно подтвердил сержант. Глаза его излучали живой огонь. — Еще как натворил! А вы мастер? Уверен, — заявил без обиняков, — вы хороший человек! У плохих воспитателей славные ребята не вырастают. Подскажите, где он?

— Погоди, погоди, — пытался что-то понять Максим Петрович. — Говори по порядку.

— А я что — бестолково? Да так оно и есть. — Сержант хорошо улыбнулся старику. — Он о мамке моей, о племяшах позаботился. Покажите мне его.

А потом черт-те что пошло: облапил Алешу, приподнял на руках, расцеловал звучно, тут же оттолкнул, вгляделся пристально.

— Вот ты и пойми! — заорал весело. — Пацаненок совсем. Алеша, — расчувствованно произнес потом. — Я тебе друг, хочу, чтобы и ты был…

Какая уж тут работа. От верстаков потянулись ученики, окружили шумливого сержанта.

— Дядя, как там на фронте? Скоро фашистов разобьете?

— А за что вы медаль получили?

Максим Петрович и не пытался отогнать ребят, самому хотелось поговорить с фронтовиком, у самого постоянно болит сердце. Он догадывался, что сын после госпиталя опять где-то ближе к югу, а там в эти летние дни для наших войск обстановка сложилась малорадостная: оставляются города, противник пробился к Волге, и куда еще пойдет?

На сержанта жадно смотрели, ждали, что скажет.

— Да нет, ребятки, придется еще повоевать. — Хотелось фронтовику обрадовать мальчишек, почти у каждого кто-то близкий на фронте, а что он мог им пообещать? — Ну, а вам потерпеть.

Еще ничего не понимая, Алеша начал догадываться, что это сын Фаины Васильевны Савельевой, у которой останавливались с матерью, когда ходили в деревню. Савельев Иван.

— Вы уж извините, — развел руками сержант, обращаясь больше к Максиму Петровичу, — поезд у меня, времени почти не осталось. Алеша проводит меня, хоть до выхода?

— Проводи, — кивнул Максим Петрович. — Возвращайся, сержант, с победой. Надеемся на вас, сынки.

— Непременно. Счастливо, ребята!

— До свидания! Вы там подскажите нашим разведчикам, чтобы выкрали Гитлера, сразу война кончится.

— В этом что-то есть! — опять развеселился сержант. — Спасибо за подсказку.

А когда с Алешей вышли в коридор, сказал:

— Далеко-то не пойдем, а то мастер рассердится. Да и до поезда у меня в самом деле осталось чуть-чуть, только до станции добежать. Я ведь у вас дома был…

— Как?