Ремесло Теней: Игла Дживана

Вот так сюрприз. Не сказать, что приятный, но интригующий без сомнения. Никогда бы не подумал, что Аверре станет оставлять для меня лазейку в системе защиты собственного корабля. Я считал, он мне не доверяет. Но, с другой стороны, и инфочип не мог остаться сам у недобитого аборигена, так что некоторая и довольно своеобразная закономерность прослеживалась. Выходило, что все подстроено нарочно моим собственным наставником, и для чего? Чтобы я отправился к махди вооруженным информацией. Но отсюда вытекает, что он-то и убил госпожу Бабор, положившую глаз на чип… А разве это логично? Зачем Аверре предпринимать столько усилий и все ради того, чтобы подкинуть мне чип, который он сам же всеми силами не желал отдавать?

Голова пошла кругом. Я откинулся на спинку кресла и сжал виски пальцами. Ясно же, что чего-то в этой цепочке не хватает. Знать бы еще чего…

Достав инфочип из-за пазухи, я вставил его в считывающее устройство и принялся ждать, когда данные загрузятся. Нелепое предчувствие родилось, когда я нетерпеливо ерзал в кресле. Ощущение напоминало скомканный листок бумаги, неторопливо разворачивающийся в животе. Что-то сейчас будет…

И действительно: загудел, разогреваясь, проектор. Я даже на секунду решил, что он принимает от кого-то сообщение, и лишь позднее оказалось, что голограмма инициирована инфочипом. Программа, записанная на нем, активировала виртуального проводника, но каково же было мое удивление, когда в лице спроецированной в воздухе оболочки, я узнал собственную мать. Сначала голограмма оказалась размытой, но довольно быстро настроилась, добавив резкости, явив до скребущей боли в сердце знакомое с самого детства лицо молодой и красивой женщины с копной темных волос и такими же темными и большими, но добрыми глазами.

Сердцебиение зашкаливало до предела, в висках застучало молотками. Вдохнуть удавалось через раз и в глазах предательски щипало.

— Мама? — узнать свой собственный голос в ту минуту стало невозможно. Дрожь в теле отразилась на нем, превратив в еле слышимое блеяние.

Изображение мамы улыбалось, не реагируя на вопрос. Она молчала, глядя прямо на меня ничего не выражающим взглядом и отзываясь щемящей болью в груди. Я не обратил внимания на слезы, сами собой покатившиеся по моим щекам.

— Инициация программы, — вдруг откликнулась голограмма. — Проверка совместимости кодов. Совпадение сто процентов. Доступ открыт.

Я какое-то время не понимал, что происходит, и потому повторил вопрос:

— Мама? Что это?

Изображение мигнуло, как будто обдумывало ответ.

— Это блок памяти, который я создала специально для тебя, — голос, сказавший это, уже не был холодно-электронным, а наполнился родной и ужасно близкой теплотой, что жила в потаенном уголке моей памяти. — Здесь мои письма, заметки и воспоминания об экспедиции на Боиджию. Если ты их сейчас слушаешь, значит, ты уже достаточно повзрослел, чтобы понять, а я… — тут голограмма запнулась, — …а меня, скорей всего, уже нет среди живых.

Странные слова, заставили мои внутренности упруго сжаться, словно их все перетянули невидимые жгуты, но слушать я не переставал, впитывая каждое слово как губка.

— Если это так, то Батул потерпел поражение, — продолжала тем временем голограмма. — Но это не означает, что он больше не будет пытаться. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать: в следующий раз он возьмет с собой тебя, и поэтому я хочу, чтобы отправившись с ним, ты был готов к тому, к чему не была готова я. Допустить твоей смерти я не могу даже в воображении. Потому-то никогда ему о тебе не говорила. И все-таки… — последние слова мама произнесла как будто себе. — Что если она расскажет?.. Но даже если и нет, то лучше уж я перестрахуюсь… на всякий случай…

Изображение немного задрожало и заговорило дальше:

— …Конечно, есть вероятность, что он не сумеет тебя убедить отправиться с ним, даже если и все узнает… Хотя я уверена, что сам ты на месте усидеть не сможешь и сделаешь все, чтобы оказаться подальше от Бавкиды, — в этом месте смешок голограммы был почти как настоящий. Мое сердце тихонько ёкнуло. — Я постараюсь сделать так, чтобы эти записи попали к тебе до того, как ты окажешься втянут во все это и… ты смог трезво оценить ситуацию, принимая верные решения, как я тебя всегда учила, обдумав все варианты и не доверяясь слепо суждениям человека, которого никто из нас по-настоящему не знает. Своих ошибок я до этого не видела, но ты их, пожалуйста, не допусти. Прослушай мои письма целиком, и… я люблю тебя, сынок.

Голограмма замерла.

Жгуты грозили порваться, вместе с сердцем и легкими. Отвернувшись от панели, я резко вскочил и выбежал из рубки — ужасно не хватало воздуха. Опустившийся трап позволил боиджийской ночной прохладе наполнить корабль. Я простоял, прислонившись спиной к краю переборки, с закрытыми глазами вдыхая воздух, продолжая не замечать безудержно льющихся по щекам слез. Раньше-то я по глупости считал, что вовсе не способен плакать.