Реми (ЛП)

В последний раз я смотрел на крест, когда его держали над моей головой, пока я, взбешенный, был связан в своей постели. Я постоянно пытался вырваться, отчего те места, где мое тело было связано, сочились кровью. Именно это я не особо помню. Но я отлично помню, как очнулся после сеанса гипноза, который был направлен на то, чтобы вернуть мне память о тех событиях. Я помню все, что описал, весь рассказ. Было ли это важно? Нет. Думаю ли я о происшедшем? Нет. Для меня это столь же неважно, как сон.

Ее семья здесь. Ее друзья.

Крест. Церковь.

Меня никогда особо не заботили молитвы, но я молюсь о безопасности сына и жены.

Из церковной двери позади себя я слышу «Га!», оборачиваюсь, и вижу его. Рейсера.

Он явно меня увидел, и он машет в воздухе своими пухленькими ручками, а лицо с ямочками направлено в мою сторону. Джозефина показывает ему игрушку и его мгновенно привлекает ее яркий цвет. Он хватает игрушку, засовывая ее в рот. Мое сердце начинает колотиться, когда я вижу закрытую дверь позади него.

После всего, через что мы прошли, моя жена наконец-то здесь, чтобы выйти за меня замуж.

— Чувак, мне потребуется платочек, слезы утирать.

— Заткнись, — шепчу я.

Зал наполняется шепотом, когда церковный хор готовится начать. Мы неделями обсуждали это. Мы не хотели, чтобы звучал свадебный марш.

Но, в конце концов, Брук захотела. Хмурясь, когда мы выходили из душа, она взяла полотенце, чтобы высушить волосы и сказала:

— Знаешь, если подумать, это же единственный раз, когда мы можем его услышать. Я лишь раз выйду за тебя замуж.

Протерев грудь полотенцем, я обернул его вокруг ее талии, держа за концы, чтобы подтянуть ее к себе.

— Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь, чтобы я мог дать это тебе.

Брук прижалась ко мне грудью и я расправил полотенце, чтобы обернуть нас обоих.

— Хочу совсем маленькую церквушку, в которой были бы только мы, — прошептала она, целуя меня в кадык, подняв руку и гладя ямочки на моих щеках. — И я хочу марш, и белое платье, белые розы и тебя. Каждую секунду, после того, как мы принесем клятвы, я хочу быть с тобой.

Слегка приподняв ее подбородок, я посмотрел ей в лицо, улыбаясь.

— Твое желание, — прошептал я, целуя ее губы, — мой закон.

ПРОШЛОЕ

ФИНИКС

В новом сезоне мы переезжаем с места на место, и, пока мы с Питом регистрируемся в гостинице Финикса, что-то привлекает мое внимание настолько, что волосы встают дыбом. Я разворачиваюсь, и вижу Брук в другом конце холла, она возбужденно спорит с Райли, который отвечает ей с тем же запалом.

— Эй, — я в пять шагов подхожу к ним, немедленно хватая Райли за воротник. — Какого хрена ты творишь? — спрашиваю я требовательно.

Нахмурившись, он высвобождается и указывает на Брук, которая сердито смотрит на него в ответ.

— Я тут пытался объяснить Брук, что, когда она ушла, нам было не до веселья.

Я не знаю, о чем говорит Райли, но знаю, что мне не нравится выражение на лице Брук. Мне не нравится, что уголки ее губ опущены, и я довожу это до сведения этого придурка.

— Хватит. Ты понял? — я сердито толкаю пальцем ему в грудь, пока он не отодвигается. — Ты понял? — требую я ответа.

— Да, я понял, — ворчит он.

Хорошо. Положив руку на спину Брук, я веду ее к лифту, а затем в наш номер.

Мы заходим внутрь, и она сразу идет к окну, а я посматриваю на ее маленькую круглую попку. Эта попка — моя.

— Тебе нравится номер, маленькая петарда? — я обнимаю ее, прижимаясь к ее телу. — Хочешь выйти на пробежку, когда стемнеет?

Я касаюсь губами ее шеи, когда она оборачивается ко мне.

— Ты трахал других женщин?

В ее взгляде мелькает незнакомая печаль, а я пялюсь на нее в ответ, словно чертов идиот, не понимая, какого хрена происходит.

— Я осознаю, что у меня нет права спрашивать тебя, — она смотрит на меня, а я смотрю на нее. — Мы расстались, верно? Все было кончено. Но... ты это делал?

До меня доходит, что она ревнует.

Моя маленькая петарда. Ревнует.

Меня.

— Тебя это волнует? — спрашиваю я, усмехаясь, когда мою грудь переполняют все это дерьмо, которое я чувствую только с ней. — Тебя волнует, спал ли я с кем-то?

Она хватает подушку с дивана, с силой швыряя ее мне в грудь, ее глаза вспыхивают.

— А сам как думаешь, чертов придурок?

Схватив подушку, я отбрасываю ее в сторону, довольно улыбаясь.

— Расскажи мне, насколько сильно это тебя волнует, — говорю я хрипло, уворачиваясь от еще одной подушки. Люблю ее раскрасневшиеся красивые щечки.

— Ответь мне! — кричит она.

— Зачем? — требую я. Она отступает, но я следую за ней. — Ты бросила меня, маленькая петарда. Ты оставила меня с миленьким письмом, в котором очень любезно говорилось, чтобы я пошел на хрен и жил своей жизнью.

— Нет! Я оставила тебя с письмом, в котором говорилось, что я люблю тебя! То, что ты не говорил мне, пока я не вернулась к тебе, умоляя сказать это.

— Ты чертовски милая, когда такая. Иди сюда, — я притягиваю ее в свои объятия, но она вырывается.

— Ремингтон. Ты смеешься надо мной! — кричит она жалобно.

— Я сказал, иди сюда, — говорю я, притягивая ее ближе, и я подыхаю от желания зацеловать ее до потери сознания.