Ремиссия

— Мишенька, если я выживу, я выйду за тебя замуж, брошу свое высокое коммерческое искусство, по меньшей мере до того времени, когда наш второй сын пойдет в школу. Я не шучу. Я говорю серьезно, я обещаю. Я даю обет, если хочешь знать. Если я выживу — я начну другую жизнь. Я буду жить для тебя и рожать детей, — неожиданно серьезно заявляет Альбина. — Так значит, послезавтра? Во сколько?

— В десять… Я заранее назначу дополнительные анализы… Ты это правда?.. Не шутишь?

— Нет. Мне не до шуток. До свиданья, Мишенька, и спасибо тебе за помощь. И за то, что папе с мамой не скажешь…

— Альбина встает и быстро выходит, не дождавшись, пока и Миша попрощается с ней.

* * *

Солнечный осенний день. Альбина, в элегантном пальто, очень быстро, ни на кого не глядя, идет по улице. Проходит мимо церкви, доходит до перекрестка, поднимает руку, чтобы «поймать» машину. В этот момент начинают бить колокола. Альбина опускает руку. Мгновение стоит в задумчивости. Поворачивается и возвращается ко входу в церковь. Быстро, не глядя проходит мимо рядов нищих. Потом — поворачивается, выгребает из кармана мелочь и начинает раздавать милостыню старушкам, бомжам и грязным детям.

На красивом лице Альбины застыла брезгливость. Она торопливо опускает монеты в протянутые руки. Вдруг один из нищих — старик, с ног до головы, словно мумия, закутанный в какие-то рваные тряпки, хватает ее за запястье. Альбина дергает руку, пытается высвободиться — но старик держит крепко.

— Пустите! Пустите меня немедленно! — бормочет сквозь зубы Альбина.

Лица старика она не видит — оно скрыто каким-то подобием капюшона — виден только рот, искривленный в усмешке, и подбородок, заросший седой щетиной.

— Успокойся. Я знаю, как тебе помочь, — звучит мягкий, бархатистый, необыкновенно красивый голос нищего…

Альбина перестает вырываться и завороженно смотрит на грязный капюшон, скрывающий лицо нищего.

Сквозь ткань капюшона красными огоньками светятся глаза.

* * *

Пасмурно, накрапывает дождь.

На паперти у церкви стоят нищие.

Среди них — старик, закутанный, точно мумия, в рваное тряпье.

Нищие голосят, протягивают руки…

Старик стоит неподвижно, молча.

Словно ждет кого-то определенного.