Я не особо бывала в богатых квартирах, так что тут в описании у меня пробел. Но у нас советская квартира: вот как взяли и перенесли на машине времени из 1980-х годов всю обстановку, и обои даже сохранили. Обои бумажные, линялые какие-то, с цветочками, жалко обведёнными золотым. И вокруг выключателя на обоях сальные пятна от того, что тут, не глядя или в темноте, шарили руками много лет. Телевизор «Садко» с толстым стеклянным пузом показывает три канала чётко, ещё два – сквозь снег. Придётся сказать, хоть это вообще ужасно, что он чёрно-белый. Не знаю, с чем его сравнить. Наверно, с улыбкой заключённого негра. Белое, чёрное и очень грустно. Маман говорит, телик цветной она не успела купить в восьмидесятых, хотя стояла на очереди. Но купила другой предмет прошловековой роскоши – залакированную стенку, которую она называет полированной. У меня глаза на секунду слепнут и им физически больно, когда я натыкаюсь на стенку взглядом. Это крепкое слоноподобное убожество простоит ещё двести лет, когда уже внуки маман сдохнут от бедности. Из крупных предметов есть ещё древний диван с пробоиной в серёдке, как старый корабль, в который попал снаряд (стоит ли уточнять, что по бокам у него лакированные перильца?). На диване сплю я. Маман спит на раскладухе на кухне. Не хочу терпеть её рядом с собой хотя бы ночью. Ещё в нашей общей комнате есть пара стульев с разными спинками и разными протёртыми сиденьями. И лакированный стол, за которым мне полагается делать уроки, – но я забила на это занятие года четыре назад. Прочие мелкие предметы, тщательно выстиранные маман или протёртые тряпочкой от пыли, не скрашивают, а подчёркивают нечеловеческую бедность крупных.
Я в тот вечер орала, что чёрт с ним, происхождением её денег, пусть только заработает на нормальную мебель и ремонт! У меня никогда, НИКОГДА в жизни не было гостей! Ни на дне рождения, ни в Новый год, ни в десять лет, ни в пять, ни в три – я бы это запомнила! Даже соседские дети не приходили, хотя нормас всех звать, если предков нету дома.
– Почему ты такая дрянь?! – орала я. – Ты испортила мне всю жизнь!!! Ну почему, почему ты такое ужасное ничтожество?
Я не какое-нибудь чмо. Я знаю, что мать надо уважать – это человек, который родил человека или даже нескольких и вырастил их, и всё такое. Но здесь, поверьте, другой случай.
И тут она, пригибая голову от того, как я на неё ору, вдруг говорит:
– Ну не такие уж мы бедные! Не у каждого есть ДВЕ квартиры!
Главная, единственная черта этого существа – слабость. Даже язык свой придержать оказалась не способна!
В тот же вечер я её заставила съездить вместе на загадочную вторую квартиру.
Мы вошли, и я опупела: она оказалась двухкомнатной. Какого фига она пятнадцать лет ругалась со мной в одной комнате – вернее, я ругалась на неё, – если мы могли тусоваться почти отдельно??? Дурнее этой дуры точно свет не видел!
Впрочем, я, наверное, поняла почему. Эта квартира была настоящий бомжатник. Из всей обстановки там стоял диван – корабль намного древнее, чем мой, и с дырой, которую невидимый снаряд пробил уже насквозь. Края дыры обожжены. Вместо стола – треснутая фанера, положенная на два кирпича и застеленная продуктовым пакетом. Этот пакет залит грязной водой, и в лужице плавают окурки. Вынутая сидуха от стула брошена на пол. Всюду: на столе, у ничем не занавешенного окна и даже под диваном – пустые бутылки, наверное, штук пятьдесят. Пол собран из кусков линолеума разных цветов и размеров, прибитых друг к дружке гвоздями. А на полу такой слоище пыли с грязью, что видно: от двери до дивана протоптана дорожка! Как тропинка в лесу, я не вру! Это всё, уточняю, в одной комнате. Во второй был такой вонизм, что, я подозреваю, прежние жильцы и их почтенные гости явно туда заворачивали, если спьяну забывали, где туалет. Чтобы из такой квартиры сделать жильё, надо столько бабла, сколько у нас никогда не будет.
Выяснилось, что тут жила моя бабушка. Материна мать. Не знала, что она существовала на свете. Ясен пень, такого бомжа и алкоголичку даже маман стеснялась. Есть же люди, которые позорят ласковые и невинные слова, как «мама», «бабушка». Эта ба…бомжиха сдохла недавно, вот так маман и получила хату. Тут до меня вдруг дошло, как всё смешно.
– А-ах-хренеть! – ржу я и остановиться не могу. – Так ты, получается, ненавидела свою мать так же, как я тебя???
Она застыла и руки трясутся.
– Неправда! – вдруг как закричит. Я никогда за пятнадцать лет не слышала, чтобы она кричала или вообще чем-то возмутилась. А тут у неё голос стал другой. – Я не такая, как она! Я именно против этого… боролась! Я всё делаю, чтобы у тебя жизнь нормальная была!
Тут уже я возмутилась.
– Нормальная??? ЭТО ты называешь НОРМАЛЬНОЙ жизнью? И это так ты борешься? Ты – говно, плывущее по течению!
Я бы матом на неё сейчас пошла, честное слово, так это было лживо, что она говорит. И вот тут, в запале, мне пришла в голову великолепная мысль. Я даже злиться на неё перестала. Как шарик воздушный, до предела надутый, лопнуть не успел: ниточка развязалась, и он резко сдулся.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное