Читаем Рената Флори полностью

Она присела на корточки, коснулась ладонью воды. Мысли потекли еще более плавно. Теперь они были уже не как ветер над Невою, а как сама река Нева.

«Положим, сниму квартиру, – думала Рената. – И из каких доходов я ее буду оплачивать? Отложить, пока еще работаю? Но я уже и сейчас на няню откладываю, чтобы Ирка могла этим летом в университет поступить. Да нет, квартиру мне не снять. Сбережений у меня нет. И друзей со свободными квартирами, в которые меня пустили бы бесплатно, тоже нет».

Но само это словосочетание – свободная квартира, – как только Рената мысленно его произнесла, почему-то ее насторожило… И прежде чем она успела сообразить, почему, на ум ей пришла единственная догадка, которая имела сейчас практическое значение.

Единственная свободная квартира, которую она знала, находилась в Москве. Это была та квартира, в которой они жили с Винсентом; ключи от нее лежали у Ренаты в сумочке. Правда, может быть, эта квартира уже не была свободна – может, родственники Винсента ее продали. Да нет, вряд ли они успели это сделать, ведь должно пройти какое-то время, чтобы они могли вступить в права собственности. А когда вступят, то, возможно, не в ту же минуту бросятся ее продавать, все-таки для этого надо приехать в Москву… Или можно продать московскую квартиру, не выезжая из Амстердама? Есть же, видимо, какие-то агентства.

«Не стоит размышлять о том, чего наверняка не знаешь, – подумала Рената. – Возможно, видимо… Надо просто поехать в Москву и разобраться, что с этой квартирой происходит. И понять, что с ней будет происходить через полгода – свободна она будет или продана. Кстати, я и вещи свои оттуда не забрала. Если и правда родственники его приедут, не хотелось бы, чтобы они их оттуда выбрасывали. Поеду! – решила она. – В ближайшие же выходные».

<p>Глава 7</p>

Рената была уверена, что Москва встретит ее обычным ощущением суетливости и суетности. То есть не Москва ее этим встретит, а сама она почувствует именно это, оказавшись в Москве.

Но, к собственному удивлению, ничего подобного она не почувствовала.

Москва не была суетна. Она была – разнообразна. Это было очень точное слово; Рената даже обрадовалась, когда мысленно его нашла.

Множество различных образов – образов жизни, образов мысли, образов поведения – сливались в облике этого города, собственно, облик этот в своем слиянии и создавая. И, что на этот раз показалось Ренате особенно удивительным, сама она как-то очень легко себя почувствовала, влившись в этот общий облик.

Но вообще-то никуда она не вливалась, конечно, а просто вошла в метро на площади трех вокзалов. В отличие от питерского московское метро было разнолико, причем в самом прямом смысле этого слова: как написали бы в каком-нибудь учебнике по социологии, его пассажиры представляли собою разные социальные и национальные типы. Питер все-таки был куда более однороден.

«Странноприимный дом! – вдруг подумала Рената. – Кто это про Москву написал? Не помню».

Автора она действительно не могла вспомнить, но сама эта стихотворная строчка пришла ей на ум отчетливо: «Москва! Какой огромный странноприимный дом!»

Конечно, она знала правильное значение слова «странноприимный» – всего лишь приют для странников, почти ночлежка. Но сейчас ей казалось, что главный смысл этого слова другой: приют для странностей.

Когда Рената скользила взглядом по лицам людей в уличной толпе, когда вглядывалась в некоторые из них повнимательнее, ей казалось, что почти все они отмечены какой-нибудь странностью. Или необычностью? Или незаурядностью? Или чрезмерной живостью?

Как ни называй эту особенность московских лиц, а наличие ее было очевидным.

Рената вышла из метро на «Сходненской», прошла два квартала, вошла в парадную… То есть не в парадную – в Москве это называют подъездом, надо привыкать.

«Зачем мне привыкать к их названиям?» – подумала она почти сердито.

Квартира встретила ее такой тишиной, что Рената невольно вздрогнула. Но тут же взяла себя в руки. В конце концов, чем еще может встретить пустая квартира, в которую, похоже, никто не входил три месяца?

В том, что это именно так, Рената убедилась, когда вошла в комнату: все здесь застыло в том трагическом беспорядке, который царил во время ее отъезда. Судя по этому беспорядку, она пыталась тогда собираться в дорогу, но вещи валились у нее из рук, потому она и уехала без вещей.

Рената подняла с пола свою юбку – синяя, с каким-то туманным оттенком, она очень нравилась Винсенту, – и зачем-то положила в выдвинутый ящик комода. Это был настоящий комод из карельской березы; Винсент купил его на Тишинке, на блошином рынке, который, впрочем, если судить по ценам, правильнее было бы назвать антикварным. Его привлек не только старинный вид этого комода, но и его вместительность – в его многочисленных ящиках хранилось у Винсента буквально все, от документов до зимней шапки, притом хранилось в не свойственном западному человеку беспорядке. Впрочем, он ведь был не только западным, но и творческим человеком, а им это, наверное, всем присуще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романы Анны Берсеневой

Похожие книги