Рената Флори

Во всяком случае, Рената воспринимала его именно так. И не любила. Ее тяготил этот дом, этот отдельный мир. Он казался ей очень московским, тяжеловесным, помпезным, перенасыщенным скороспелой безвкусицей. И ни за какие благополучия она не согласилась бы в нем жить.

Завидев ее, водитель Леня завел мотор «Ниссана». Рената уже взялась за дверцу машины, но тут массивные дворовые ворота открылись и с улицы въехал «Мерседес» Виталика. В отличие от веселенькой красненькой машинки-игрушечки, которую Мостовой держал для жены, его собственный автомобиль производил то же впечатление солидности, что и он сам.

Рената остановилась, ожидая, когда «Мерседес» остановится рядом с нею. Неудобно было уезжать, не поздоровавшись с Виталиком.

Пока тот выбирался из машины, она подумала: «Удивительно! Я впервые его увидела именно в тот момент его жизни, когда он был совершенно не похож на себя обычного. И то первое впечатление уже не изменить, хотя теперь я вижу, что он совсем другой».

Действительно, как бы солидно ни выглядел при каждой встрече, почти ежедневной, Виталий Витальевич Мостовой, Рената всегда помнила, каким растерянным он был тогда в Братцевском парке, как неловко, отдуваясь, тащил свою жену в ротонду, с какой надеждой смотрел на случайно встреченную женщину, в которой почувствовал уверенность и спокойствие. И никакого ощущения надежности Виталик у нее вызвать уже не мог, как он ни старался.

Что же – жизнь направляет свой бинокль на человека в нужную ей минуту, а не тогда, когда он к этому готов.

– Здравствуйте, Виталий Витальевич, – сказала Рената.

С Тиной они давно уже обращались друг к другу по имени, хотя и на «вы», но с Виталиком она считала нужным сохранять дистанцию, несмотря даже на непростую выговариваемость его имени-отчества.

– Здравствуйте, Рената Кирилловна. Ну как она сегодня?

Этот вопрос Виталик задавал каждый раз, когда Рената навещала его супругу. И каждый раз в его голосе звучала тревога.

– По-моему, хорошо. В клинике я ее посмотрела, все исследования мы сделали. Сейчас она дома.

– А дома она… как?

– Дома с ней тоже все в порядке, – улыбнулась Рената. – Не волнуйтесь, Виталий Витальевич. Вы вовремя приняли меры. Тина здорова и, надеюсь, благополучно родит.

– А насчет родов она что? – не унимался Виталик.

Это был больной вопрос. Находиться под постоянным врачебным наблюдением, то есть не под каким-то наблюдением вообще, а именно под Ренатиным, – на это Тину еще удалось уговорить. Но рожать в воду – это было для нее непреложно, и убедить ее этого не делать не представлялось возможным.

Впрочем, Рената и не была пока особенно настойчива. Она понимала, что такие женщины, как Тина, просто не способны держать в голове несколько здравых мыслей одновременно. Так что разговор о родах лучше было отложить на потом, когда он станет уже совершенно насущным.

Все-таки было в этом что-то унизительное – вместо того чтобы работать так, как она за всю свою жизнь привыкла, теперь ей приходилось изо дня в день заниматься умиротворением вздорной дамочки. Но этот вариант представлялся Ренате сейчас не просто наиболее приемлемым, а даже единственно возможным.

Хотя два месяца назад, когда Виталик ей это предложил, она собиралась отказаться немедленно.

– Подождите, Рената Кирилловна! – видимо, по выражению лица разгадав ее намерение, воскликнул он. – Я понимаю, что вы думаете. Но не решайте второпях.

– Я никуда и не тороплюсь, – пожала плечами она. – Но…

– Ну вы же разумная женщина. Вот и рассудите, – сказал Виталик. – Фактически я вам предлагаю обычную работу по вашей специальности.

– По моей специальности я работаю в больнице, – заметила Рената. – А не на дому у пациентки.

– Ну и работайте себе в больнице! А к пациентке этой, к Тине, мой шофер вас будет в ваше свободное время привозить. И домой отвозить тоже. А я вам за это буду ежемесячно платить столько, сколько вы за год в своей больнице не получаете. Плохо вам это?

Заявление про оплату труда было сделано тем тоном, которого Рената терпеть не могла, – тоном уверенного в своей правоте и в своем праве нувориша. И произойди все это какие-нибудь четыре месяца назад, она не замедлила бы соответствующим образом ответить. Но сейчас… Видимо, сейчас ее поведение определялось не разумом, не воспитанием, не характером даже, а одним только инстинктом самосохранения, то есть правильнее сказать, сохранения своего ребенка.

И, подчиняясь этому инстинкту, Рената ответила:

– Мне это неплохо. Но это мне не свойственно.

– Всем нам что-нибудь раньше было не свойственно, – усмехнулся Виталик. – А потом жизнь по-новому повернулась, и нас повернула, а кого и наизнанку вывернула. Я вот, например, когда-то в Министерстве бытового обслуживания штаны протирал и в мыслях не держал, что на что-нибудь другое способен. А сейчас у меня сеть химчисток по всей стране, сеть супермаркетов экономкласса, и способен я на многое. Во всяком случае, многое могу себе позволить.