Рената Витали (ЛП)

— Так, так, так. Приятно познакомиться с вами, мисс Витали. — От его настороженного взгляда у меня по коже побежали мурашки, когда я устроилась на заднем сиденье, поблагодарив за разделяющую нас среднюю консоль. Никто из нас не заговорил, пока его пристальное внимание продолжалось. — Значит, папа отправил свою плохую девочку сюда в наказание, да?

Нет, папу поймали на том, что он ел на обед между ног своей секретарши, и отправили его дочь в Среднюю часть штата Техас, прежде чем она успела рассказать об этом его жене. Я не виновата, что отец не смог держать свой член чистым в ту неделю, когда я удивила его визитом. Я подумала, кого бы Анджело счел плохим парнем в этом сценарии. Скорее всего, меня.

Я ничего не ответила, вместо этого потянулась к планшету, прикрепленному к спинке сиденья передо мной. Рука Анджело крепко сжала мое запястье, доказывая, насколько фарсовым было его имя. В этом человеке не было ничего ангельского.

Я отдернула руку и заставила себя не прижимать ушибленную плоть другой рукой. Запрет папиного телефона был бы неприятен, но это не помешало бы мне найти его и рассказать об увиденном Маман. Я не хотела оставаться здесь. Я сомневалась, что смогу найти хоть одного здравомыслящего члена синдиката за пределами семьи Де Лука, который хотел бы здесь находиться.

Я не понимала, зачем он вообще старается сохранить притворство их брака. Они не жили в одной стране. Не то чтобы они кого-то обманывали, тем более друг друга. Отец жил в Италии, где я навещала его раз в год, а Маман жила в тридцати минутах полета от моей школы-интерната в Коннектикуте, где я навещала ее каждые выходные.

Мы проехали мимо стрип-клуба, расположенного параллельно посадочной полосе аэропорта, и на неоновой вывеске светилась надпись "The Landing Strip".

— Мой клуб. — Анджело окинул взглядом мою грудь под мешковатой майкой Blink 182. — Если хочешь, можешь зайти. Уверен, ты отлично впишешься, дорогая.

Я проигнорировала его, глядя в окно, пока водитель проезжал мимо рядов больших домов в викторианском стиле. Казалось, время ничего не тронуло в Девилс-Ридж, и если бы не машина двадцать первого века, в которой мы ехали, я бы подумала, что кто-то заманил нас в ловушку в середине 1800-х годов.

После того как машина миновала двойные нависающие железные ворота и спустилась по засаженной деревьями подъездной дорожке, Анджело передал мне что-то черное, пластиковое и прямоугольное.

Я взяла это из его протянутых пальцев, стараясь не прикасаться к нему.

— Что это?

— Пейджер (прим. Пейджер — приёмник персонального вызова. Сообщения на него передаются с радиопередатчика пейджинговой сети). Тонкие губы скривила усмешка. — Синьор Витали сказал, что ты не должна общаться по телефону, а мне нужен способ связаться с тобой.

Я сунула вещицу в карман, забавляясь тем, как он разглядывает мои треники с выгнутой верхней губой. Только дурак смотрит на силу и видит слабость. Маман впервые сказала мне об этом, когда я пропустила скачок роста, который, казалось, одновременно наблюдался у всех моих сверстников. Она была права.

К средней школе я достигла своего скачка роста и могла похвастаться каскадными каштановыми волосами с естественными волнами, которые подпрыгивали, как у моделей Victoria's Secret во время дефиле по подиумам. Мои глаза были янтарного оттенка, который я любила называть лукавым, но мама всегда называла восторженным. А восьмиклассники называли легкий итальянский акцент, украшавший мой голос, "экзотическим".

Я ненавидела это внимание. Ненавидела то, что заставляло девочек хмуриться, а мальчиков — пялиться. Ненавидела, что учителя думают обо мне по-другому. Ненавидела ожидания, связанные с тем, что я выглядела и звучала так, как выглядела.

Как только мама разрешила мне, я начала красить волосы в простой блонд, переняла безупречный общий американский акцент и нашла пару мутных очков без рецепта, которые иногда надевала. Когда я покинула младшую школу и перешла в школу-интернат, мне больше не нужно было строить притворные дружеские отношения. Люди не замечали меня, как я и предполагала.

И сейчас, сидя рядом с главой семьи Де Лука, я знала, что он тоже не замечает меня. Настороженные взгляды и грубые прикосновения Анджело были средством запугивания. Но при этом он выложил мне свои карты на обозрение. Он считал меня слабой. Слишком слабой, чтобы заслужить что-то большее, чем грубая тактика запугивания, когда тонкость сработала бы лучше.

Он был глупцом, а мне не нужны были другие люди, чтобы подтвердить мою силу. Я пройду через это изгнание с головой на плечах, будучи незаметной и сообразительной. Другого пути не было.