Рене Декарт. Его жизнь, научная и философская деятельность

Печатая свое первое сочинение на французском языке, Декарт давал себе ясный отчет в условиях своего времени. Вполне уверенный в сочувствии публики, он отчетливо представлял себе оппозицию, какую вызовут его взгляды со стороны патентованных ученых. «Сочинение мое, – пишет он в заключительных строках „Рассуждения о методе“, – я написал по-французски, на языке моей страны, а не на латинском языке моих наставников, в той надежде, что те, кто пользуется только естественным своим разумом в его чистоте, будут судить о мнениях моих лучше, чем те, кто верит только древним книгам. Те же, которые соединяют здравый смысл с ученостью и каких я единственно желаю иметь моими судьями, я уверен, не будут настолько пристрастны к латыни, чтобы отказаться выслушать мои доводы потому только, что я их изложил на языке простых людей».

Во-вторых, определенно выяснилось, что новое миросозерцание будет научным и светским. Тщательно отграничивая свою область от области богословия, новое миросозерцание почтительно предоставило теологам заботы о спасении души, себе же ставит задачей улучшение земной жизни человечества и в первых попытках формулировки (у Декарта точно так же, как у столь противоположного ему по общему мировоззрению Бэкона) носит даже узко утилитарный характер:

«Новые начала, – пишет Декарт в последней части Рассуждения, – показали мне, что можно достичь знаний полезных в жизни и вместо умозрительной философии, какую преподают в школах, найти практическую, помощью которой, зная силу и действие огня, воды, воздуха, звезд, небес и всех других окружающих нас тел, столь же отчетливо, как знаем разные мастерства наших ремесленников, мы могли бы употребить их к применениям, какие им свойственны, и сделаться господами и владетелями природы. Такие знания желательны не только для изобретения бесчисленного множества приемов, дабы без труда пользоваться произведениями земли и всеми удобствами, на ней встречающимися, но особенно для сохранения здоровья, первого и основного блага в этой жизни. Дух так много зависит от темперамента и от расположения органов, что, если можно найти какое-либо средство сделать вообще людей более умными и более искусными, чем каковы они ныне, средство это должно искать в медицине. Правда, нынешняя медицина мало содержит вещей, польза которых была бы так значительна, но, не имея никакого намерения унижать ее, я уверен, что нет человека, даже между занимающимися ею по профессии, который бы не признал, что известное в ней – почти ничто в сравнении с тем, что предстоит узнать, и что можно бы освободиться от множества болезней и даже, может быть, от ослабления в старости, если бы мы имели достаточно познаний об их причинах и о целебных средствах, устанавливаемых природой. Возымев намерение всю жизнь посвятить исканию столь необходимой науки и найдя путь, долженствующий, кажется мне, безошибочно вести к ней, если не помешает краткость жизни и недостаток опытов, я полагал, что нет лучшего средства против этих двух препятствий, как верно сообщать публике то немногое, что найду, и пригласить других идти далее, содействуя, по мере склонности и силы, опытам, какие надлежит сделать, и сообщая все приобретенное публике, так, чтобы последующие начинали там, где кончили их предшественники, и чтобы, соединяя таким образом жизнь и труд многих, мы могли бы вместе прийти гораздо дальше, чем мог бы сделать каждый отдельно».

Тем не менее, философия Декарта сохранила умозрительный характер и в сравнительно слабой мере опиралась на опыт. В этом состоит крупнейшее ее отличие от другого течения новой мысли, получившего методологическую формулировку главным образом у английских эмпириков. Причины, благодаря которым в методе Декарта сохранились на самом деле элементы, несостоятельность которых он теоретически сознавал, сложны. С одной стороны, влияли блестящие успехи математики и точных наук, характеризующие собою эпоху, математический склад ума самого философа и представление о том, что математическая дедукция составляет венец научного метода, – представление совершенно правильное, но приложимое только к науке, достигшей известного и притом высокого уровня развития. С другой стороны, влияли схоластические привычки мысли, вера в силу логических построений, противопоставление чувствам и опыту независимой от них верховной способности, «разума», – тогда как контроль «разума» в конце концов сводится к проверке чувственных показаний чувствами же, только при другой обстановке и других условиях. Обусловленные этими моментами недостатки декартова метода были, однако, менее всего ощутимы в «Опытах». Оптика уже в александрийскую эпоху достигла такой высоты развития, что допускала приложение математической дедукции, и математический гений Декарта мог, таким образом, проявиться здесь в полном блеске.[1]