Ренегат

– Что давно? – сурово посмотрел на него Андрей Николаевич.

– А случай, о котором вы рассказываете… не правда ли?

– Да, давно…

Контов провел рукою по волосам и продолжал более спокойно:

– Атаки этого человека на легкомысленную молодую женщину начались чуть ли не сразу после свадьбы мое… молодого супруга. Беременность молодой дамы не остановила их… О, тот человек, о котором я говорю, рассчитывал, что пока длится неудобное для любви состояние молодой дамы, он так или иначе успеет освободить ее от брачных уз… Начались придирки, притеснения… наконец, мо… этот служащий был обвинен в присвоении, вернее, в краже каз… то есть наличных сумм того учреждения, где он служил… Он был не повинен ни в чем… да его и не обвиняли, его только заподозрили… Жена воспользовалась этим и под влиянием советов и настояний своего будущего любовника с презрением отвернулась от мужа… от мужа и отца своего ребенка, тогда уже родившегося… Опозоренный, оставленный любимой женщиной, он узнал, какое хитросплетение было направлено против него, против его чести, его счастья… Он узнал, что его ребенок отброшен матерью, как щенок какой-нибудь, прочь – отдан в деревню, на грудь первой встречной бабе; он узнал, что женщина, на которую он молился, в которой не чаял души, ушла к своему любовнику и вступила с ним в открытую связь… Услужливые друзья, скорее подлые враги, словно нарочно, старались бередить страшную рану, дразнить на все лады изъязвленное самолюбие, осквернять своим мнимым участием тяжелое горе… Он пошел к своему оскорбителю…

– И убил его? – быстро спросил Куманджеро.

– Нет!..

– Напрасно… Зачем же он тогда к нему пошел?

– Шел он, чтобы убить его… Но для нас, европейцев…

– Позвольте, тот, о ком вы рассказываете, был русский?

– Да!.. Что же?

– Вы отделяйте русских от европейцев… Это совсем другой народ… Я предугадываю: у обиженного дрогнула рука?..

Контов кивнул головой в знак согласия.

– Ну, вот видите! У европейца, если бы он решился убить соперника, рука не дрогнула бы… А русские, русские… слишком добродушный народ.

– Желаете вы слушать? – мрачно спросил Контов. – Или позволите кончить?

– Простите, – спохватился Куманджеро, – я так сочувствую несчастному герою вашего рассказа, что невольно волнуюсь сам… Простите, прошу вас, продолжайте…

– Он, этот мой несчастный герой, ранил его, – усмехнулся при последнем слове Контов, – не легко ранил – пуля вышибла этому негодяю глаз. Последствия понятны: он был осужден, и тяжко осужден, ибо дело повернули так, что на суде вышло, будто мой герой мстил не за свою поруганную честь, а из злобного чувства на начальника, открывшего его преступление… Пощады тут не дали… Доказана была и предумышленность преступления. Его сослали…

– Конечно, на Сахалин?

– Да… Что только должен был перенести этот человек!

– Действительно!.. А дальше что? Не думаю, чтобы здесь был конец рассказа.

– Он бежал. Я имею сведения, что он бежал не один, но с двумя или тремя товарищами. Еще одно знаю: этот человек жив до сих пор.

– И это достоверные сведения?

– Думаю, что да… Видите ли, несчастный действительно заранее обдумал свой выстрел и все последствия его. Прежде чем совершить свою месть, он собрал все, что имел, все имущество обратил в деньги и отдал их одному старому испытанному другу, обязав его клятвою позаботиться о несчастном малютке. Тот свято исполнил все. Он воспитал мальчика, дал ему некоторое образование – словом, поставил на ноги, сделал человеком. Этот ребенок скоро остался, кстати сказать, круглым сиротой. Судьба, быть может, и в самом деле является мстительницею. Эта женщина отправилась вместе со своим раненым любовником за границу. В нескольких десятках верст от Петербурга произошло крушение поезда. Она погибла во время этой катастрофы. Смерть ее, говорили мне, была ужасна. Вся изломанная, истерзанная, обожженная, она умирала более суток…

– А ее возлюбленный?

Контов усмехнулся и произнес:

– Он уцелел…

– Сын, когда вырос, отомстил за отца? – спросил Куманджеро.