— Да ничего я никому не должен. Вернее, я хочу, но для того, чтобы стать таким же, мне просто нужно тренироваться. Я обязательно стану сильнее. И без всяких там модификаций.
Я снова окинул его в тощую фигуру придирчивым взглядом.
— И где только вас таких выводят? — произнёс я задумчиво. — Ты же слабый совсем, худой. У нас таких обычно отправляют на выбраковку. Они просто не доходят до армии, а ты вон живёшь. это же не рационально. Всё у вас, гиранцев, не как у людей?
— Это у вас не как у людей, — огрызнулся Джесси. — А я ещё молодой. Мне всего-то семнадцать. Когда подрасту, может, буду ещё больше тебя. А до этого я не занимался никаким спортом и не тренировался.
— А чего же ты не тренировался? Мы с самого первого дня, как поступаем на службу, занимаемся тем, что тренируемся и готовимся к боевым вылазкам. А ты вон уже 17 лет целых живёшь. Даже удивительно, что такой уродец за 17 лет выжил.
— Я не уродец, — взвился Джесси. — Просто я ещё не вырос. Это нормально. Это вас лепят сразу взрослыми. Но вы не люди вовсе. Вы же клоны, копии.
Мне разговор не нравился, но я был спокоен. Зато гиранца мои правдивые слова явно выводили из себя. Поэтому я решил и дальше продолжать наш диалог.
— Мы не копии. Мы дублированы из лучших бойцов космодесанта. По образу и подобию героев. — я гордо выпятил подбородок. — Это значит, что я улучшенная копия идеального воина, но ещё и модифицирован вдобавок. А значит, гораздо сильнее и эффективнее, чем мой источник. А ты… Я даже представить не могу, зачем тебя копировали.
— Да меня не копировали, дубина, — рыкнул гиранец.
— Ты ещё и не уравновешенный, — довольный успехом, хмыкнул я.
— Я просто человек. Могу радоваться, могу плакать, могу злиться, когда мне говорят гадости. Это нормально. А ты говоришь так, будто вообще ничего не чувствуешь.
— Я не говорю гадости. — невозмутимо ответил я. — Я констатирую факт. Ты слабый и худой. Не приспособлен для жизни. Такие, как ты, обычно не выживают.
Джесси только махнул рукой.
— Может, у вас такие и не выживают, потому что просто права выбора им не дают. Вы ведь даже решение за себя принимать не можете. Какую функцию присвоят, такую и выполняете. Не как люди, а как вещи. А мы рождаемся, потому что родители решили нас вырастить. Родить в любви, а не по заказу вашей империи. И решаем мы сами, кем хотим быть. Вот сейчас я хочу быть воином. А до этого хотел быть художником. А потом, может быть, захочу быть музыкантом. И всё это не мешает одно другому. Я хорошо рисую, у меня хороший голос, но и воином я стану.
Я посмотрел на него, как на идиота.
— Ты просто будешь одинаково хреново делать три разных дела. Вот и всё, — заключил я. — К ни одному из них ты, скорее всего, не приспособлен. А то, что ты мечешься из стороны в сторону, не способный сфокусироваться на одном и определиться, каким делом заниматься, говорит лишь о твоей рассеянности и неприспособленности к тому делу, которое ты выбрал. Это значит, что ты просто сам не способен выбрать себе дело. И у тебя нет, как ты сказал, воли империи, которая могла бы за тебя определить, к чему ты приспособлен гораздо лучше. Вот и все, гиранец.
— С чего ты вообще взял, что это хорошо. — не сдавался Джеси. — У тебя же другого пути просто и нет. Ты же не человек, ты функция. Ты появился на свет без любви. Ради того, чтобы выполнять конкретно поставленные задачи. Тебя ради этого вывели. И рабочих ваших также выводят. Нам показывали фотографии. Из людей просто делают каких-то уродов, чтобы они лучше помещались в шахтах. Это же… Это бесчеловечно. Отец говорил, что раньше эти эксперименты были античеловеческими. Нельзя было проводить эксперименты над людьми и вносить какие-то изменения в генофонд. А вас же буквально по запчастям собрали. Как роботов.
Я пожал плечами.
— Почему ты говоришь это так, как будто это плохо? — удивился я. — Не понимаю тебя, гиранец. И не понимаю, для чего нужен ты, такой неприспособленный ко всему. Опять же, вот ты говоришь — плохо, что меня собрали по частям. Но у меня хотя бы есть цель в жизни. Я знаю, что мне делать. Я знаю, как мне это делать. Потому что это смысл моей жизни. Мне его подарили люди, которые меня собрали по частям для одной функции. И я знаю эту функцию лучше всего на свете. Те же учёные, которые меня собрали, их тоже выводили как учёных, чтобы они были умные, быстро соображали и выполняли свои задачи правильно. А не абы как. То есть, если бы я стал учёным, то… Посмотри на меня. Это же смех, да и только! Тогда бы все наши войны были такими, как ты.
Я рассмеялся.
Гиранец явно злился не способный найти брешь в моей железной логике.
— Ты ведь и правда ничего не понимаешь, — протянул он, однако сдаваться не спешил. — А вот почему тебя зовут Макс 47?
— Я же тебе говорил. Потому что меня вывели из сильнейшего воина, которого звали Макс Люксембург. И я 47-я версия, произведённая из его ДНК.
— А тебя не смущает, что на вашей базе ещё минимум сорок шесть таких же Максов, как ты? Ты просто не уникален.