Ренегаты

Бека, извернувшись, как уж, ползет к камышам, и тут с крыши ангара раздается пулеметная очередь…

Звуки выстрелов ПКМ не узнать невозможно. Когда пулемет бьет очередями, раздается гулко-звонкий цокот, слышный далеко окрест. Как будто мамонт, подкованный победитовыми подковами, галопирует по стальной палубе авианосца. Это сравнение не я придумал, а все тот же Жора Полторыпятки.

Лбы уже все в шишках, задница в шипах,
Шкуры изодрали на проклятых пнях.
Но они безумные, их не взять живьем!
Мамонты, мамонты рвутся напролом!

Черт, когда начинается «тяжеляк», стихи и песни лезут в башку чаще, чем обычно. Ладно, проехали. Пулеметы ПКМ тут могут быть только у погранцов. Но, по идее, им на болотах делать нечего, они в последнее время вообще никуда с застав не выбираются. Хотя вроде ходили месяц назад слухи о каких-то рейдах и «зачистках». Если так, пограничники могут быть где угодно, в том числе в этом забытом всеми богами ангаре. Это плохо, очень плохо. В погранцы идут, как правило, бывшие военные, народ серьезный. Любое вооруженное сопротивление для них – вопиющее нарушение закона, за которое есть только одна кара. Наше положение осложняется тем, что Бека начал стрелять первым. Впрочем, у меня с погранцами терок никогда не было, я же не контра. Можно попытаться договориться.

Новая очередь заставляет вжаться в землю. Пули с сочным чавканьем вонзаются в глину в нескольких сантиметрах от левой руки. Все, промедление смерти подобно, причем в буквальном смысле. Переворачиваюсь на бок, складываю ладони ковшом. Краем глаза вижу Костыля, отчаянно машущего руками – мол, не надо, «не делай этого, Дадли!».

Но у меня своя голова на плечах. И эта голова в любой момент может быть пробита навылет пулей калибра 7,62. Подношу ладони к губам и как можно четче ору:

– Прекратите огонь! Здесь Гонец! Здесь Гонец! Прекратите огонь!

Пулемет гавкает еще пару раз – и затыкается. Секунды ползут, как дождевые черви. Наконец из гулкой пустоты ангара раздается рассерженный голос:

– Твою мать! Гонец, кто с тобой?

– Пономарь, Бека, Костыль.

– Стволы на землю, – приказывает невидимый собеседник. – Выходите на центр с поднятыми руками! Быстро!

Ору в ответ:

– Поняли! Не стреляйте!

Оставляю автомат у столбика и медленно, без резких движений, поднимаюсь. Бешено колотится сердце – если я ошибся, жизнь моя закончится вот прямо сейчас. Но стволы тех, кто засел в ангаре, молчат.

– Дурак, ой, дурак! – шипит мне в спину Пономарь. – Место глухое. Положат всех – свидетелей-то нет.

На подгибающихся ногах иду к трубам, высоко подняв руки. В голову лезет всякая ерунда, уже даже не стихи, а просто обрывки фраз. Откуда-то из глубин памяти всплывают кадры из старой советской комедии «Джентльмены удачи» – Василий Алибабаевич кричит подбегающим милиционерам: «Сдаемсу, сдаемсу-у».

И смех, и грех.

В дверном проеме ангара появляется человеческий силуэт с автоматом.

– Гонец, ты?

– Он самый.

– Где остальные?

– А ты кто?

Человек выходит из сумрака, царящего в ангаре. Он в выгоревшей «афганке», на голове каска.

– Капитан Шубин, корпус Пограничной Охраны. Где остальные?

– З-здесь, з-здесь мы, – слышится у меня за спиной дрожащий голос Беки.

Из-за труб поднимаются люди в камуфляже с эмблемами погранохраны и нашивками тридцать пятой заставы. Ого, далеко же их занесло!

Опускаю руки, шарю по карманам в поисках сигарет. Пальцы не слушаются. Капитана Шубина я знаю. Он – один из «нормальных», вменяемых погранцов, тех, что живут сами и дают жить другим. В то же время это он и его ребята уничтожили группу Тестя. Судя по всему, нам дико повезло. Повезло, что нас не пришили в первые же секунды.

Шубин подходит ближе, вглядывается в наши лица.

– Пономарь, Костыль… Бека, это ты стрелял?

– Я п-подумал…

– А-а-а, так ты у нас мыслитель?! – Видно, что Шубин здорово на взводе из-за этой нашей маленькой войнушки. – Философ Демосфен?

Бека виновато втягивает голову в плечи. Шубин с искаженным лицом шагает к нему, заносит руку, но вовремя останавливается – уж больно жалко выглядит Бека, грязный, худой, очкастый…

– Козлы вы, – сообщает нам капитан сквозь зубы. – Всю операцию нам сорвали.

– Кого ждали-то? – спрашиваю максимально миролюбивым тоном.

Шубин смотрит на меня, но с ответом не торопится. К нему подходит высокий погранец – в руках автомат, за спиной «плетка».

– Командир, Томас пришел. Их нашли. Началось.

– Валите отсюда, быстро! – поворачиваясь, бросает нам Шубин. – И на запад не суйтесь.

Я наконец-то нахожу сигареты, прикуриваю, с наслаждением затягиваюсь.

– Спасибо, капитан.

– Сочтемся, Гонец.

* * *

Идти по тропе намного приятнее, чем через камыши и топи. Пономарь что-то зло выговаривает Беке. Тот молчит, грызет свое печенье. Я иду третьим и время от времени смотрю на карту. Если погранслужба проводит здесь какую-то операцию, есть риск нарваться на неприятности в любой момент.