Ренегаты тёмного тысячелетия

Оно раскрыло клыкастые челюсти и взревело. Полностью закованное в темный кроваво-красный хитин, оно казалось самым безупречным воплощением ярости и бешенства, какое я когда-либо мог вообразить, и даже в тот миг я задумался, чему смогу научиться у этого противника. Теперь, при взгляде на мой собственный доспех, некогда бывший первозданно черным и золотисто-желтым, но впоследствии обильно запятнанный багряным, было несложно увидеть ответ.

Люк открылся, и в зал конвейерной платформы ударили яркие лучи оружейных фонарей. Внутрь вошло двое моих братьев из Восьмой роты, держащие наготове цепные клинки и пистолеты. За ними следовал третий с силовым серпом.

Это были не тираниды, а воины, которых я лично выбрал из рядов скаутских отделений Левидиса — благородные Косы, обученные мной искусству войны. Они сражались под моим началом в сотне битв, мы вместе встретили ужасы Кракена и чудом ушли живыми.

Я нанес первому удар сверху. Лезвие топора рассекло правый наплечник и разорвало нагрудник. Из растерзанной груди ударил фонтан крови, запятнавший мой визор. Когда он рухнул на палубу, я уперся сапогом ему в диафрагму и выдернул топор, как раз когда его товарищ в упор выпустил мне в бок болт. Попадание развернуло меня, однако я превратил движение в очередной смертельный удар, рубанув по шее незадачливого космодесантника и едва не снеся ему голову.

Третий воин попятился, подняв серп для защиты. Не отводя от меня глаз, он звал по воксу.

— Я его нашел! Он в помещениях загрузки конвейеров, уровень…

Я заставил его умолкнуть звериным рычанием. Оно приятно отдавалось в груди и эхом разносилось из решетки вокса. Серп приподнялся в ответ.

— Далл, это безумие. Своим предательством ты бесчестишь память родины.

— Чьей родины? — прошипел я. — Не моей.

Прежде, чем он успел произнести еще хоть слово, я прикончил его.

Брат-капитан Восок Далл, лорд-палач Кос Императора. В конечном итоге титул стал содержать в себе немало иронии.

Я отключил разрывающее поле и обтер лезвие топора ладонью перчатки. А затем впервые за несколько часов открыл свой вокс-канал.

— Я иду за тобой, Митру. Иду за всеми вами.

Я шел, а кровь Соты свободно стекала на палубу. Теперь ее ток действительно ослаб, и она была жиже холодных талых вод с гор давно позабытого Беремина.

Грэм Макнилл КЛАДБИЩЕНСКАЯ ТРОПА

Распахнув свои гроба
В пору полночи слепой,
Реет призраков гурьба
Над кладбищенской тропой[1]

На таком расстоянии от Терры Астрономикон казался всего лишь далеким светлым пятном. Восточные Окраины лежали почти на границе Света Императора — его еле-еле хватало, чтобы проложить курс корабля. За сегментированными стенками кристалфлексового пузыря, в котором расположился Толван, сияющие вихри варпа складывались в узор из неведомых оттенков и чувств, воплощенных в антисвете.

Для простых смертных — врата в безумие и повседневность — для навигатора.

Когда-то Толван бороздил волны Сегментума Солар, где Астрономикон сиял так ярко, так чисто, что он мог удерживать корабль на курсе, даже не открывая третий глаз. Новаторы Дома не раз говорили, какая это честь — получить назначение на Ультрамар, но Толван в своей нынешней должности ничего почетного не замечал.

«Шэньдао» был старым кораблем даже по меркам Империума, в котором некоторые суда, бывало, оставались в строю десятки тысяч лет. Уставший каркас его отзывался на каждый маневр стонами и скрипами. Его дух стал сварливым, его корпус покрылся микровмятинами от бесчисленных столкновений с пылью небесных ветров. Во флотах Ультрамара было много великих и благородных судов, но «Шэньдао» к их числу не относился. Он был труповозкой: огромный транспортник с сотней трюмов-склепов, криохранилища которых были забиты мертвецами.

Война с Рожденными кровью, армией демонического лорда, привела к гибели миллиардов — как гражданских, так и солдат оборонной ауксилии и Адептус Астартес. Космические десантники упокоятся на Макрагге, тела некоторых из смертных вернутся в фамильные склепы; но гораздо больше тех, за кем никто не придет.

Этим телам уготована кладбищенская тропа на Накиллу.

Этот мир-кладбище лежал сразу за пределами Ультрамара, за едва различимой границей, разделявшей живых и мертвых. Междумирье, «ни здесь, ни там» — древнее суеверие, но время оказалось перед ним бессильно.

Хотя война закончилась, в варпе было все еще неспокойно, и Толвану приходилось всеми силами держаться за свет Астрономикона. Ярость зловещими вихрями пурпура накатывалась на отмели серой скорби, и все окутывала пелена блекло-желтой безнадежности. Толван намеренно не обращал внимания на череду плачущих лиц, возникавших и растворявшихся в пустоте. Пусть и фантомы, они все равно обладали силой.