Ренегаты

И что самое противное — она пожелала. Несмотря ни на какие обстоятельства. Давясь от мерзости содеянного, обжигаясь от наслаждения, она рвала кусками полусырую, дивно пахучую баранину и глотала, обливая перёд куртки расплавленным жиром. Чувствуя, как пропитывается кровью повязка на еле зажившей ране, но почти не ощущая боли.

В том, как человек умеет приспособиться к обстоятельствам, есть нечто преступное.

Так думала Альги, когда ей в конце концов указали место в одной из кожаных палаток. Далеко не самое почётное — позади очага. Справа от огня было место друга Джизеллы, скорняка и портного по имени Джанкси, слева — его самого. Оба, похоже, числились по разряду шутов — если не требовались их женские навыки.

Уйти отсюда казалось легко — после тех слов юного вождя никто не сторожил девушку. Уйти было невозможно — если герса не была закреплена в проёме стальными крючьями, все равно вплоть до самой воды кишел народ, паслись лошади, приземистые, с тяжёлой головой, гораздые кусаться; их было столько же, сколько двуногих. Да и через воду плыть — заметят, вернут. Если до того у самой дух не зайдётся в холодной воде: со дна били ключи.

Со скуки она занималась обыкновенным женским делом: чинила одежду, свою и чужую, мыла горшки и плошки, вытрясала ближе к стене меховые и войлочные подстилки, прожаривала над костром от насекомых. Для костра, как она сразу вникла, дерево использовалось редко, топили по большей части кизяками, надо было сушить конский навоз и прессовать в бруски. Смешно: сгорая, они пахнули почти приятно, вроде ладана. Готовить ей не позволялось — у мужчин выходило куда вкуснее.

А во дворе кипела мелкая, суетливая жизнь. Эту часть стены практически вывели заново, и девушка нередко видела работниц из «черноволосых», которые сидели у огня и котлов рядом с завоевателями и нисколько не дичились последних. Наоборот — брали у них из рук еду, передавали по кругу чаши с кумысом.

— Здесь не очень много ваших, — сказала как-то Альги.

Джизелла ответил:

— Думаешь, у тебя со страху глаза велики тогда сделались? Народ ушёл дальше, протек водой через хилую гать. Остались те, кому поручено задержать хенну. Ты думаешь, так легко сорвать союз онгрских племён с их Великого Круга? Нас самих погнали, как стадо зверья во время облавной охоты. Народ хенну сильнее, их тьма, и они двигаются по пятам. Камень может их задержать, хоть и не надолго.

Слова пришли — слова ушли. Вечерами у людей появлялся кое-какой досуг, они садились вокруг одного из больших костров, слушали игру на примитивном подобии лютни, хучире — бычья кишка на коробе, как называла это девушка, — и гнусавое, монотонное пение здешнего барда. Однажды она попросила ей перевести — вышло занятно:

«Не бойся, что далеко: пойдешь — доберешься,
Не бойся, что тяжело: поднимешь — преодолеешь,
Зубы, которыми едят мясо, — во рту,
Зубы, которыми едят людей, — в мыслях,
Телом крепкий побеждает одного,
Духом крепкий — побеждает многих.

И впредь будете переходить реки широкие,
И впредь будете совершать походы дальние,
Будете владеть множеством чудесных земель,
Покорив тело, покорите душу,
Если покорена душа,
Тело с привязи не сорвётся».

— Философия оккупантов, — с отвращением заметила воскресшая Алка, когда струна перестала бренчать.

Джиз как-то ухитрился понять сложный термин. А может быть, попал наугад.

— Путь вечных странников на земле, — возразил ей. — Разве ты не знаешь, что слово песни в сто раз умнее такого же слова грубой речи?

Это, по-видимому, означало, что в нём можно было отыскать все эти дополнительные оттенки, а потом по очереди сплести с такими же у соседнего слова — и так до бесконечности, пока не запутаешься до полной потери здравого смысла.

Который примерно через месяц подвергся очередной атаке.

Крепость к тому времени начала обретать былые контуры и даже, кажется, соответствовать замыслу прежнего архитектора.

В их шатёр явилось четверо важных особ, разодетых как бойцовые петухи: поток перьев ниспадал с круглых шапочек, расшитые халаты почти скрывались под латами западного дела, шаровары были заправлены в сапоги такой мягкой и красивой кожи, что Альгейда устыдилась своих латаных опорок. Куртка и штаны пока худо-бедно держались — сплошь в сале и дырах от угольков.

Обитатели поднялись с места все трое и привычно повалились ничком. Один из знатных поднял Альги, заговорил солидным голосом.

— Чего это он? — шепнула девушка.

— Погоди, надо слушать, — ответил Джиз прямо в землю.

Высказавшись, петухи чуть поклонились и отступили назад.