– Чего ты так отреагировал? Как будто не ожидал, что у меня есть знакомые там, – хитро прищурился Скэриэл. Выглядел он игриво, будто хотел подурачиться.
– Да говорю тебе, ничего такого. – Игривого настроения, в отличие от него, у меня не было. Я сказал первое, что пришло в голову: – Просто… Рождество. Праздник ведь. Как отпраздновал?
– Я был у знакомых низших. Они не праздновали.
Мы оба замолчали. Я задумчиво листал страницы в поисках нужного раздела.
– И как тебе этот Чарли? – спросил Скэриэл, отойдя от окна. – Нормальный в общении? Или вы не разговаривали?
– Мы даже успели сыграть с ним в приставку. Поначалу, конечно, было напряжно. Представь себе, он назвал меня малышом в первый день, – криво усмехнулся я.
– Малышом?
Скэриэл остановился и сурово посмотрел на меня. Ему это явно не понравилось. Было в этом взгляде что-то странное. Что-то, что практически кричало: «Моё!» Возможно, так и я выглядел, когда познакомил Леона со Скэром, а потом узнал, что они переписываются. Помню, тогда мне вдруг стало обидно, словно кто-то нагло вторгся на мою территорию. Потом ещё не раз приходилось сталкиваться с чувством собственничества. Скэриэл слишком хорошо со всеми ладил. Оставалось только это принять и порадоваться за него.
– Но потом всё стало нормально, – торопливо закончил я. – Болтаем с ним о всякой ерунде в автомобиле. Он рассказывал про Запретные земли.
– Он оттуда? – Бровь Скэриэла вопросительно изогнулась, он встал надо мной, точно на допросе. – Я думал, твой отец не берёт на работу полукровок, рождённых в Запретных землях.
– Как оказалось, берёт. У Чарли хорошие рекомендации.
Он плотно сжал губы, словно раздумывал о чём-то своём. Я механически перелистнул ещё одну страницу.
– Что читаешь? – Скэриэл ловким движением перелез через меня и лёг у стены, подперев рукой голову; на лице его играла лёгкая улыбка, как будто не он сейчас сердился. – По учёбе?
– Историю тёмной материи. Сплошная теория. Это скука смертная. – Я закатил глаза. – Но если я завалю практику, то мистер Аврель может задать мне вопросы по теории, чтобы повысить оценку.
– Мне кажется, это должно быть интересно.
– Интересно было бы, если бы в каждом параграфе не расписывали, что чистокровные – это высшая ступень эволюции.
– Как же без этого, – смеясь, произнёс Скэриэл. – Вдруг чистокровные забудут об этом хоть на минуту? Боюсь представить, что будет. Кстати, не хочешь попрактиковаться?
– Попрактиковаться в чём? – лениво протянул я. – В тёмной материи?
– А ты хотел бы ещё в чём-нибудь попрактиковаться? – спросил Скэриэл, потянувшись через меня к прикроватному столику за сборником стихотворений.
Он наклонился достаточно близко, завис надо мной – мне пришлось отложить учебник в сторону; от его тела исходило тепло, словно Скэриэл был ходячей печкой, но при этом в его движениях не было ничего двусмысленного, по крайней мере так мне казалось. Он просто тянулся за забытой на столике книгой. Быть может, только я начал воспринимать всё иначе после его признания. Поменялось ли что-то в поведении Скэриэла? Скорее поменялось что-то в моей голове. Вчера перед сном он в шутку сказал, что поцелует меня, а я потом полночи не мог уснуть, размышляя об этом. И теперь он бодр и весел весь день, а вот меня клонит в сон.
Он целовал Оливера. И для Оливера, и для Скэриэла это был не более чем обычный поцелуй. Мне следовало теперь постоянно помнить об этом. Ему ничего не стоит поцеловать и меня. И в этом не будет скрыт какой-то тайный смысл, кроме того, что Скэриэла всего-навсего физически влечёт и к парням.
В то время как я бурно реагировал на любое вторжение в личное пространство, для Скэриэла это, казалось, было такой же обыденностью, как разговор о погоде. Я придавал слишком большое значение отношениям, прикосновениям, разговорам по душам, и мне не хотелось самому стать частью его обыденности. Быть кем-то, о ком он может потом сухо рассказать: «Да, мы поцеловались с ним в ванной». И забыть об этом раз и навсегда. Даже если я что-то и испытывал к нему… А впрочем, лучше сразу похоронить эти чувства. Ни к чему хорошему они не приведут.
Наша дружба важнее.
Я громко сглотнул. Скэриэл обратился ко мне:
– Ты знал, что Рембо и Верлен были любовниками? – Он показал мне томик Рембо под названием «Пьяный корабль», который перечитывал сегодня. – Говорят ли об этом на уроках литературы?
Если и был в этом какой-то – скажем так, жирный – подтекст, то я постарался закрыть на это глаза.
– Ещё бы о таком говорили в лицее, – хмыкнул я. – Мы на уроках редко затрагиваем личную жизнь поэтов и писателей.
– Верлен разрывался между молодой женой Матильдой и своим любовником Артюром. Мне нравятся у него некоторые строчки. – Он посмотрел мне в глаза и, понизив голос, процитировал: