Ренессанс Русского балета

Конечно, до сих пор Дягилев всегда спокойно относился к скандалам. А иногда, возможно, даже к ним стремился – как с «Весной священной» или «Послеполуденным отдыхом фавна». Однако там речь шла о скандалах художественных и светских. Совсем другое дело – выставить на всеобщее обозрение свою личную жизнь и банковские счета. Под давлением Отто Кана (и, быть может, при его финансовой поддержке) Дягилев идет на эти унизительные уступки.

Итак, топор войны официально зарыт, и Нижинский больше не может оттягивать свой выход на сцену. Его участие в «Призраке розы» и «Петрушке» заявлено в дневном спектакле 12 апреля.

Но в какой он физической форме, какова его техника? Нетрудно представить, что время, проведенное в плену, курортная жизнь в Швейцарии и переезд через Атлантику не слишком располагают к регулярным тренировкам. Но балет – самое требовательное из искусств. Все, чего танцовщик достиг за долгие годы, он может растерять за несколько месяцев. Лидия Соколова считает, что танцевать он стал гораздо хуже. Он располнел, у него грустный вид[254]. Однако в глазах американцев Нижинский по-прежнему остается легендарной довоенной звездой. За оставшиеся две с половиной недели этого сезона он вновь выступает во всех лучших партиях своего репертуара: не только в «Призраке», «Шехерезаде» и «Петрушке», но и в роли Поэта из «Сильфид», Арлекина в «Карнавале», а также в «Нарциссе».

Публика и пресса в один голос поют ему хвалу. Все сходятся на том, что его приезд оживил труппу. «Нижинский вдыхает новую жизнь в «Русский балет», – комментирует «Нью-Йорк Таймс»[255]. Картину омрачает только одно: его исполнение «Призрака розы» и «Нарцисса» сочли слишком женственным. Конечно, Нижинский не обладает мужественностью Больма или Мордкина. Однако в «Призраке», по замыслу Фокина, на сцене должно было появиться абсолютно бесполое существо[256].

Незадолго до этого морализаторская мания дошла до того, что «Геральд Бостон» вышла с заголовком: «Труппа состоит из прекрасных грациозных женщин и мужчин без капли женоподобия»![257]

Дягилеву не раз приходится сталкиваться с этими проявлениями пуританства. Еще 25 января, до окончания первого нью-йоркского сезона, его вызывают к судье. Проблемы с «Послеполуденным отдыхом фавна» и «Шехерезадой»… Якобы они задели чувства какой-то части зрителей. После заседания Дягилев, в котором веселье борется с раздражением, делает заявление для прессы: «По-моему, у меня и у тех, кто задумал эти балеты и исполнял их, ум менее испорчен, нежели у тех, кто подал эту жалобу»[258]. Тем не менее он соглашается слегка смягчить наслаждение «Фавна». И в тот же вечер иронически бросает в адрес руководства «Метрополитен-оперы» во главе с Гатти-Казаццей, которое присутствует на спектакле: «Америка спасена!»[259]

Дягилев в окружении своих артистов перед отъездом из Чикаго. Слева направо: Адольф Больм, Сергей Григорьев, Леонид Мясин, Лидия Соколова, Хильда Бьюик, Лидия Лопухова, Любовь Чернышева и Ольга Хохлова (будущая жена Пабло Пикассо)

В отношении «Шехерезады» Дягилев более сдержан. «Не понимаю, что такого значительного я мог бы изменить, – отвечает он судье по существу дела. – Ибо сердечные дела в гареме довольно трудно превратить в дамское чаепитие»[260].

Поборников «благонравия» возмущает еще и тот факт, что на сцене вместе с белыми людьми присутствуют и цветные – вернее, загримированные артисты! Дабы успокоить брожение умов, спектакль тем не менее пошел с купюрами, хоть это и грозило сделать балет – и без того являвший собой лишь тень изначального замысла, – приторным и плоским. Барон де Мейер, знаменитый фотограф, сравнивая две его версии, видит в последней «лишь жалкую уменьшенную копию изумительной, ошеломительной оргии»[261], которую он видел в Париже.

Однако на этом сюрпризы для Дягилева не кончаются. Когда специальный поезд, везущий танцоров, музыкантов, декорации и костюмы сквозь суровую зиму Восточного побережья, прибывает в Бостон, выясняется, что там действуют «нормы морали» мэра Курли. Нет, тот ничего не имеет против босых ног на сцене. Но о том, чтобы показывать голые ноги выше ступней, не может быть и речи. И вот шеф бостонской полиции просит труппу прикрыть конечности, дабы не нанести публике моральной травмы!

Зато в Чикаго «Шехерезада» идет почти без искажений, разве что грим «негра» в спектакле слегка осветлен. Тут уже газета может выходить с заголовком: «Чикаго смотрит «Русский балет» без изъятий. Никаких признаков полицейской цензуры»[262]. Тем не менее сладости запретного плода не хватает, чтобы привлечь зрителей. Две недели, проведенные на берегу озера Мичиган, оборачиваются финансовым провалом.