Ренессанс. У истоков современности

София замечает, что потребуется тысяча тысяч миллионов языков для того, чтобы рассказать о том, что должно случиться в крошечной деревушке коммуны Кампанья. Незавидная доля Юпитера. Однако Меркурий затем признает, что все устроено не так. Не существует умельца-бога, пребывающего за пределами Вселенной, отдающего команды, распределяющего воздаяния и наказания и решающего все за всех. Это абсурд. Во Вселенной поддерживается определенный порядок, но он встроен в природу вещей, в материю, из которой состоит все – от звезд до людей и клопов. Природа – это не абстракция, а мать, порождающая все существующее. Иными словами, перед нами Вселенная Лукреция.

Беспредельность Вселенной – не повод для грусти от ощущения своей ничтожности. Напротив, Бруно восторгает то, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве и построена из мельчайших частиц, атомов, связывающих единичное и преходящее в бесконечность. «Мир прекрасен», – писал Бруно, отметая все тревоги, сожаления и покаяния, которые порождает человеческое существование[321]. Бессмысленно искать божественность в истерзанном теле Сына человеческого и надеяться на Отца Небесного. «Зачем искать божественность где-то далеко, если она находится совсем рядом, – заявлял Бруно. – Она внутри нас». И его философская жизнерадостность проявлялась во всем. Он был «душой застольной беседы, настоящим эпикурейцем», говорил о нем один флорентийский современник[322].

Подобно Лукрецию, Бруно был против того, чтобы человек все свои потребности в любви и сексе реализовывал на одном объекте страсти. Совершенно необходимо удовлетворять сексуальные побуждения тела, но глупо принимать их за истинные удовольствия, которые приносит только философия – ноланская философия, естественно. И эти удовольствия – не абстрактные и бестелесные. Бруно, возможно, первым из мыслителей по прошествии целого тысячелетия понял философско-эротический смысл гимна Лукреция Венере. Вселенная, в которой постоянно что-то зарождается, по своей природе сексуальна.

Протестантизм, с которым Бруно столкнулся в Англии и других странах, показался ему слишком фанатичным и ограниченным, столь же несообразным, как и контрреформация католицизма. Концепция сектантства вызывала в нем неприязнь. Он ценил интеллектуальное мужество, готовность бороться за истину против воинствующих невежд, с ходу отвергающих все, что им непонятно. Образцом такой стойкости стал для него астроном Коперник, «избранный богами на роль зари, предвосхитившей восход солнца древней и истиной философии, многие века томившейся в темном склепе высокомерного, злобного и завистливого невежества»[323].

Утверждение Коперника, что Земля – не центр Вселенной, а планета, вращающаяся вокруг Солнца, все еще считалось крамольным и осуждалось как церковью, так и научным истеблишментом. Бруно пошел еще дальше, доказывая, что у Вселенной вообще нет центра. Ссылаясь на Лукреция, он заявлял о существовании множества миров, в которых неисчислимые «семена вещей», сочетаясь в различных комбинациях, образуют другие расы людей и живые существа[324]. Каждая из звезд, которые мы наблюдаем, является солнцем, светящимся в бесконечном пространстве. Многие из них имеют свои спутники, вращающиеся вокруг них подобно тому, как наша Земля вращается вокруг Солнца. И Вселенная существует не для нас, не имея никакого отношения ни к нашим деяниям, ни к нашим судьбам. Мы являемся лишь мизерной частью непостижимо грандиозного образования. Но это не должно нас пугать. Напротив, мы должны воспринимать мир с восторгом, благодарностью и благоговением.

Высказывая эти идеи, Бруно подвергал себя серьезной опасности. Однако, когда от него потребовали согласовать свою космологию со Священным Писанием, Бруно ответил: Библия больше пригодна для формулирования нравственных принципов, а не для выстраивания структуры небес. Многие согласились бы с его позицией, но неблагоразумно было бы заявлять об этом публично, тем более в печати.

Все же Бруно был не единственным светилом науки в Европе, переосмысливающим природу вещей. В Лондоне он почти наверняка встречался с Томасом Хэрриотом[325]. Этот умнейший человек построил самый большой в Англии телескоп, наблюдал солнечные пятна и спутники планет, описал лунную поверхность, выдвинул гипотезу о движении планет по эллиптической орбите, разработал метод математического картографирования, открыл закон синуса в рефракции, произвел потрясающие усовершенствования в алгебре. Многие его открытия предваряли научные достижения Галилея и Декарта, принесшие им известность. Однако они не связываются с именем Хэрриота: их обнаружили недавно среди неопубликованных материалов, оставшихся после его смерти. Среди бумаг был найден и перечень нападок и обвинений в атеизме, составленный Хэрриотом, убежденным сторонником атомизма. Ученый знал, что нападки только усилятся, если он опубликует свои открытия, и предпочел славе жизнь. Можно ли винить его в этом?