Похоже, классицизм больше соответствовал личности Екатерины, как русское барокко — Елизаветы Петровны. Классицизм различных эпох, начиная от эллинистического и римского периодов развития искусства до эпохи Возрождения, означал обращение к формам и темам античного искусства как первоистоку и эстетическому эталону. Классицизм в обычном смысле, как мы привыкли употреблять этот термин, — это фаза в развитии европейского искусства в 1760–1830 годы, связанная с отказом от динамического, беспокойного барокко, с новым обращением к нормам и содержанию античного искусства и эпохи Возрождения под знаком века Просвещения и Великой французской революции. Уже не Италия и не Англия, а Франция занимает ведущее место в развитии искусства и мысли.
Россия в условиях противоречивых тенденций социально-экономического развития, вызванных реформами Петра Великого, переживала процесс усиления абсолютистской монархии и закрепощения крестьян, по-прежнему запаздывая в этом плане от стран Западной Европы, — во Франции, скажем, крепостничество было уничтожено еще в XV веке, — и вместе с тем ренессансные явления в развитии искусства и мысли, не узнанные как таковые, но синхронные с идеями просветительства и классицизма. Казалось, русское искусство впервые вступило на общий путь развития с западноевропейским, прежде всего в архитектуре, успехи которой были особенно наглядны. Сразу выявилась целая плеяда первоклассных зодчих: В.И.Баженов (1737–1799), М.Ф.Казаков (1738–1812), И.Е.Старов (1745–1808).
В Россию приезжает Джакомо Кваренги(1744–1817), с именем которого связан итальянский неоклассицизм, но лучшие свои проекты осуществивший именно в России, и это неслучайно. Такова судьба и Чарльза Камерона(1740-е гг.-1812), который, посетив Италию, составил лишь великолепные увражи, но именно в России осуществил самые смелые проекты, придав Царскому селу совершенно новый вид. Камеронову галерею я всегда воспринимал, как нечто чисто античное.
“Искусство русского классицизма интернационально по своей основе, — пишет исследователь, — и вместе с тем имеет ряд неповторимых особенностей”.
В них-то все дело. Наследие знаменитого итальянского зодчего эпохи Возрождения Андреа Палладио, знатока древностей и автора трактатов с разработкой темы городских особняков и частных усадеб, служило источником вдохновения для многих европейских мастеров, “оно своеобразно окрашивало национальную манеру — то запоздало-ренессансную в Англии, то классицистическую с заметным привкусом барокко во Франции, — пишет исследователь. — Во второй половине XVIII века, когда классицизм поднял на щит искусство античности и Возрождения, заветы Палладио получили развернутую интерпретацию”.
В России, обратившейся к первоистокам европейской цивилизации и культуры, уже барокко, в особенности классицизм явились эстетикой Возрождения, но не с культом индивидуализма, а гражданственности, общего блага, что заложил в основу своих начинаний Петр I, предтеча идей просветителей, которые оказались близки Екатерине II, провозгласившей себя преемницей Петра Великого. Насколько была искренна императрица, вступая в переписку с энциклопедистами, это другой вопрос, сам факт переписки был знаменателен. У нас забывают и о том, что уже Елизавета Петровна обратилась к Вольтеру с предложением написать историю Петра Великого. Россия, выйдя из средневековой изоляции, была теперь открыта миру, как юность, которая столь восприимчива ко всем новым веяниям в сфере культуры и мысли. Сохранялась та особая атмосфера петровских преобразований, со строительством новой столицы, с закладкой особняков и частных усадеб, теперь уже не только в Санкт-Петербурге и его окрестностях, но и в Москве и других городах.
Казалось бы, Россия вступила в век Просвещения синхронно с Западной Европой, но программа преобразований Петра I предшествовала ему, неся в себе его идеи; также и русское барокко, лишь в внешних формах сходное с итальянским или испанским, по своему содержанию иное, как бы противоположное, не поворот к мистицизму в условиях феодально-церковной реакции на вольномыслие эпохи Возрождения, а к свету, к чисто светскому восприятию жизни, природы и искусства, что нельзя иначе оценивать как ренессансные явления в русской истории и в русском искустве. Параллели с художественными направлениями в Западной Европе в плане заимствований и “приобщения”, как видно, требуют уточнений, и весьма существенных. Здесь мало указаний на “неповторимые особенности” на национальной почве, как в Италии или Испании, ибо в России барокко не просто очередной отрезок в развитии искусства после эпохи Возрождения в Западной Европе, а эстетика Ренессанса в России в пору его восхождения, возвышенная и праздничная.
С классицизмом дело обстоит еще сложнее, далеко не столь однозначно, как у нас привыкли “приобщать” искусствоведы и литературоведы, создавая схемы, в рамки которых невозможно втиснуть ни Ломоносова, ни Державина.