Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

В самом деле, Соньер никогда не говорит, куда он направляется. Он спускается в Куизу, где садится на поезд, следующий до Каркасона. А далее? Сейчас известно, что во время своих частых поездок в Перпиньян он всякий раз останавливался в скромной гостинице Ежен Кастель. Перед отъездом он готовил письма, заранее указывая в них нужные даты (особенно в тех письмах, которые были предназначены епископу), после чего, во время его отсутствия, их относила на почту Мари Денарно. Такой обычай приводит в недоумение всех, кто знаком с аббатом, но прихожане держат рот на замке. В конце концов, кюре — хороший священник, он починил церковь, заботится о благоустройстве деревни и помогает тем, кого заела нищета или кто внезапно оказался в нужде. Иными словами, в деревне у него хорошая репутация: несмотря на мимолетные разногласия с мэром насчет маловажных проблем, он прекрасно уживается с муниципальными властями. Такова «расстановка сил», сложившаяся в 1897 году, когда он приглашает своего епископа, монсеньора Бийара, на торжественное открытие новой церкви.

Поскольку аббат не терял времени: фрески, картины страстей Господних, дьявол Асмодей у входа, статуи святых, витражи, новый алтарь, перестроенная ризница (с тайной комнатой, служащей чуланом), обновленная кафедра и новая исповедальня из дерева, — все на своем месте. В тот памятный день, при стечении всего народа и местного духовенства, аббат Соньер произносит проповедь, превознося милосердие и любовь к ближнему своему. Монсеньор Бийар может лишь присоединиться к его словам: он поздравляет своего подопечного с удачным завершением его проекта. Интересно, что епископ думал на самом деле, рассматривая приобретения Соньера, коими он украсил церковь Ренн-ле-Шато…

Итак, Соньер сдержал свое обещание: благодаря ему приход преобразился. Он выполнил и другую миссию, порученную ему братством, имя которого он не осмеливался произносить. Отныне, свободный от обязательств, он с головой погружается в жизнь, полную расточительства и ненужных трат, отнюдь не предназначенных на благое дело. Все это выглядит так, словно кюре Ренн-ле-Шато внезапно стал обладателем баснословного богатства.

Он скупает земли, расположенные на западе от церкви, — точнее, покупает их Мари Денарно, вся недвижимость приобретена на имя служанки, но оплачена аббатом. На этих землях появляется вилла в неоготическом стиле, названная «Вифанией» в честь Марии Магдалины. Стена от дома священника продлена вплоть до высокого мыса, на котором аббат возводит странную «неоготическую» башню «Магдала», названную опять же в честь покровительницы его прихода: в башне священник намерен устроить библиотеку и рабочий кабинет. Правда, пока что аббат-миллионер и его верная служанка по-прежнему коротают время в доме священника.

Но это далеко не все затеи священника. Недвижимое имущество — это, конечно, прекрасно, но пространство вокруг новых построек следует привести в порядок, облагородить. Так, между виллой и башней разбит настоящий парк с водоемом, благоухающими цветниками, тенистыми аллеями, оранжереями и даже маленьким зверинцем. Как и всякий практичный человек, аббат не забывает и об огороде. Что и говорить, настоящий рай… «В этом имении, приобретенном на имя служанки, бедной шляпницы, за какие-то ничтожные три миллиона франков золотом, аббат, пятнадцать лет назад появившийся в Ренн-ле-Шато без единого су в кармане, начинает жить на широкую ногу». Появляются приятные расходы: например, нужно издать почтовые открытки с видами своего нового поместья (в этот пейзаж, увековеченный фотографиями, очень любит вписываться и сам владелец). Конечно, деньги за проданные открытки идут в его карман: конечно, он получает дары и деньги за мессы, но эти денежные вложения даже отдаленно не напоминают те суммы, которые тратит священник, желая наполнить роскошью и удовольствиями свою повседневную жизнь. «Он выписывает к себе на виллу мастера-переплетчика и фотографа; он покупает богатую библиотеку, коллекцию из 100 000 марок, мебель и дорогую посуду. Все сделано на заказ; многие приобретения священника свидетельствуют о его неудержимой тяге к роскоши, граничащей с экстравагантностью. Скажем, хрустальный сервиз; Соньер пожелал, чтобы, когда по сервизным приборам легонько ударяли в определенной последовательности, раздавалась „Аве Мария“! [54]