С 1914 года Франция охвачена страхом: война забирает людей из семей, возвращая обратно далеко не всех. В Ренн-ле-Бен стареет аббат Буде. Грохот далекой войны не достигает его ушей, но силы аббата уже на исходе. Подав в отставку, Анри Буде отправляется в Акса, к родной семье. В 1915 году напор немцев остановлен, но никто не знает, что начнется далее. Страх перед будущим поселяется даже в удаленных от мира деревушках департамента Од, где никто не ведает об ужасах войны, — о ее потерях узнают лишь из газет или рассказов военных, в основном раненых, отпущенных в отпуск по болезни. А в это время в Акса, неподалеку от Ренн-ле-Шато, аббат Буде, понимая, что его дни сочтены, просит позвать к себе Соньера, который немедленно навещает собрата. О чем они говорят в последние часы жизни Буде? Никто не знает об этом: разговор священников был конфиденциальным. 30 марта 1915 года Анри Буде испустил дух, по-видимому примирившись с Богом.
Жизнь Беранже Соньера вновь меняется. Оплата неотложных долгов, возмещение убытков поставщикам и новые амбициозные проекты — все происходит как по мановению волшебной палочки! Аббат вновь чувствует вкус к жизни. В голове его зреют новые проекты, один величественнее другого. Снабдить Ренн-ле-Шато канализационной системой, которая приведет в каждый дом питьевую воду. Оздоровить деревню. Построить на востоке деревни грандиозную башню, подобие «Магдалы», с которой аббат будет нести слово Божье всем, кто придет послушать его проповеди. А слушателей будет много, в этом можно не сомневаться. Итак, он выплачивает задаток и распоряжается работами.
Что произошло на этот раз?
Самое простое объяснение «воскрешения аббата Соньера» — аббат Буде. Скорее всего, перед смертью кюре Ренн-ле-Бен доверил ему «великий секрет», о котором Соньер не имел понятия. Но что это была за тайна? Неисчерпаемое сокровище или некие документы? Вариантов ответа множество. Точно можно сказать одно: в 1916 году Беранже Соньер вновь становится тем, кем он был: человеком с неизмеримыми амбициями, способным на любую дерзкую выходку, готовым взяться за постройку зданий еще более красивых, чем раньше. Так будут говорить о нем еще долгое время. Можно сказать, что аббат взял реванш в борьбе с епископом. Разногласия с высшим духовным начальством не означают, что аббат отказался от веры: он продолжает служить мессы в своей часовне, на которые приходят прихожане Ренн-ле-Шато. Похоже, паства предпочитает держаться подальше от официальных служб аббата Марти, которого в деревне так и не приняли. Беранже Соньер останется «кюре Ренн-ле-Шато» до конца своей жизни.
1917 год. Войне все не видно конца. Список «погибших за отчизну» удлиняется с каждым днем, и вскоре на площади Ренн-ле-Шато появится памятник, но вовсе не тот, о котором мечтал Соньер, — это памятник погибшим воинам, какой можно увидеть во многих деревнях Франции. Соньеру уже шестьдесят пять лет, но он все еще в прекрасной форме: его могучий вид, крепкая широкоплечая фигура производят на посетителей сильное впечатление. Он по-прежнему строит множество планов, ожидая лишь их конкретного воплощения. Но 17 января (та же дата, что была указана на могильном камне маркизы д’Отпуль…) у входа в башню «Магдала» он падает, пораженный апоплексическим ударом, от которого он уже не оправится. Его проводят в комнату в доме священника, в котором он все еще живет. Мари Денарно, полная страха, посылает за врачом.
Беранже знает о своей болезни. Он знал о ней всегда, но делал вид, что не болен. Проходит несколько дней. Наконец аббат просит Мари позвать священника, и в Ренн-ле-Шато появляется аббат Ривьер, кюре Куизы. Исповедь в комнате Соньера, при которой присутствует лишь его коллега, длится долго. Наконец кюре Куизы выходит из комнаты: он смертельно бледен. Пройдет еще много времени, прежде чем к коллеге Соньера вернется былая безмятежность. Какой ужасный секрет доверил ему кюре Ренн-ле-Шато? Говорят, что в момент смерти в присутствии доктора Куррена аббат произнес таинственное имя «Иоанн XXIII». Утверждают также, что его соборовали лишь спустя два дня после смерти, перед тем как похоронить его на маленьком кладбище, прилегающем к церкви, к той самой церкви, которую он так любил…