Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

В Ренн-ле-Шато меня привела дорога из Монсегюра. Я всегда нуждался в «порте приписки», пускай даже временном. Монсегюр был и остается для меня тем чудодейственным источником к которому неизменно возвращаешься, чтобы утолить жажду, когда лучи окситанского солнца иссушают землю, а кровь в жилах словно густеет и замедляет свои ток. Окситания не моя родина, но две женщины, сыгравшие столь значительную роль в моей жизни, родом из этих мест. Они стали для меня той призмой, что преломляла слишком яркий, порой ирреальный свет юга Франции, призмой, сквозь которую я смог понять и принять окситанский край во время своих странствий по его каменистым дорогам. Мон открыла мне Монсегюр, сердце таинственной страны катаров. С тех пор он стал не только предметом моего изучения, но и убежищем, где я чувствовал себя как дома и спокойно работал на лоне природы, которую охотно называл «вагнеровской», хотя нога Вагнера никогда не ступала на землю этого святилища, затерянного на краю ойкумены. Я люблю Монсегюр. Там мои друзья. Там деревенские улочки, укрытые тенью «пога» и его отрогов, застывших в извечной угрозе пронзить небо своими «философско-каменными» клыками. Там библиотека моих друзей Раймонды и Николая Резниковых, в которой я провел столько приятных и полезных часов. Там дремлет погруженная в сумрак старинная гостиница, которой мудро и неторопливо, подобно жрице древнего храма, управляет госпожа Кост, в то время как господин Кост является истинным стражем храма — простите, замка: он знает все его закоулки, каждый его камешек, каждый лучик, пронзающий тьму его древних укреплений. Никогда и нигде я не чувствовал себя так хорошо, столь легко и беззаботно, как в деревне Монсегюр. Как это ни странно, но именно там я написал множество страниц на темы, никоим образом не связанные с этим местом: например, свою книгу «Карнак и загадка Атлантиды». Что же удивительного в том, что Монсегюр стал точкой опоры, давшей мне силы кинуться навстречу миражам Ренн-ле-Шато?

Это произошло в один из сентябрьских дней 1985 года. Покинув атлантический берег, где находился Монсегюр, Мон и я отправились в сторону Средиземноморья. Путь наш лежал на север, через Кийан, где нам пришлось пересечь Од, и Куизу, небольшое селение, в прошлый приезд показавшееся нам деревней с одной улицей, вытянутой вдоль главной дороги. На сей раз мы свернули с основного пути, отправившись в Ренн-ле-Шато по небольшой дороге, тянувшейся вдоль Сальсы. Дорога немилосердно петляла, поднимаясь все выше, к вершине горы, казавшейся бесплодной и выжженной солнцем даже в это время года. Мне всегда нравились крутые извилистые пути: так, бывало, в детстве ползаешь на четвереньках, открывая мир, но еще многого в нем не понимая.

Когда наконец мы добрались до плато, оно привело нас в восхищение. Удивительная особенность Корбьеров, при первом знакомстве с ними сбивающая с толку: разительный контраст между тенистыми зелеными долинами, омываемыми чистыми ручьями и реками, и пыльными, иссушенными солнцем плоскогорьями, усеянными щебнем и отданными на растерзание ветру. Порой на склонах темных бугров, расположенных ниже плато, можно заметить курьезную растительность, уцелевшую во время немилосердной летней жары. Бесконечные повороты дороги наконец закончились: перед нами возникла деревня с прикорнувшими друг к другу домишками, импозантной массой замка, возвышающейся над ними, и скромной церковью. Замыкала открывшийся вид странная конструкция в виде башни, возведенной прямо над бездной. Ренн-ле-Шато… Деревенька, как и множество ей подобных, сооружена из однородного камня, ее дома прячутся под романскими крышами, а улочки пусты, словно никто не рискнул поселиться в этом месте.

Укрыв машину в тени, я пересек деревню, желая рассмотреть поближе ту странную башню, заинтриговавшую меня с первого взгляда. По правде говоря, в тот момент я спрашивал себя, зачем я приехал сюда. Меня смущала мысль, что кто-нибудь узнает меня и начнет расспрашивать о том, что я делаю здесь, вдали от более привычных для меня мест. Жители этой деревни на своем веку перевидали множество кладоискателей, не обходили Ренн-ле-Шато и подозрительные молодчики, преследовавшие довольно темные цели. Вдруг меня примут за одного из них, решившего вновь потревожить покой деревни, дремлющей под сентябрьским солнцем? Разумеется, у меня не было никаких злокозненных намерений. Меня мало волновало то, остались ли на деревенском кладбище сокровища, спрятанные аббатом Соньером. Мне не хотелось тревожить расспросами или даже своим видом кого-либо из местных жителей. Я лишь хотел видеть, хотел ощутить атмосферу этого места, слывущего либо проклятым, либо сакральным. Мне хотелось составить мнение самому.