Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

На мой взгляд, речь идет вовсе не о законном или незаконном обороте денег, полученных за мессы: действия Соньера как нельзя лучше подходят под определение «обработка клиентов». Целью его частых путешествий было настойчивое ходатайство о заказах на мессы (если не сказать более грубо — «попрошайничество»). К каким аргументам он прибегал, чтобы добиться своего? Без сомнения, он утверждал об особом культе, о поклонении в Ренн-ле-Шато святой Марии Магдалине, покровительнице его прихода. Вдобавок к этому Беранже отправлял множество писем, в которых содержались одни и те же просьбы; ответы на его призывы позволили ему, к слову сказать, собрать коллекцию марок различных стран. Аббата упрекали в том, что он затеял махинации с мессами примерно в 1905 году, но это не так: его «работа с клиентами» началась гораздо раньше, чуть ли не в первые годы жизни в Ренн-ле-Шато, и действенную помощь в этом деле ему оказывал Альфред Соньер. «Нам ничего не известно о том, существовало ли между братьями соглашение насчет „обработки клиентов“, но, как бы то ни было, „обработка“ была эффективной. Каждый из братьев великолепно справлялся со своей ролью. Соньер не щадил своих сил, отправляя огромное количество писем различным религиозным конгрегациям и богатым милосердным людям. У тех, кто был беден, кюре выпрашивал старые марки и открытки. У богатых и влиятельных особ он просил помощи ради „спасения старого храма“ и постройки „дома, в котором могли бы жить на пенсии престарелые священники“. Аббат нечасто прибегал к объявлениям, он предпочитал действовать самостоятельно, находя клиентуру и атакуя ее нескончаемыми письмами, что приводило к успеху».[92]

Причиной обвинения, выдвинутого епископством против Соньера, стало опасение, что кюре Ренн-ле-Шато кладет в карман вознаграждения за мессы, но при этом не выполняет своего священнического долга. Действительно, если бы он честно отслужил все мессы, за которые получил гонорары, ему бы пришлось трудиться день и ночь не покладая рук. Но, как известно, Соньер распределял мессы между знакомыми священниками, порой даже не имевшими отношения к его родному диоцезу. Далее, вполне возможно, что благодетели Соньера нередко платили больше, чем того стоила месса. Иными словами, обвинение в «обороте прибылей за мессы» не имело никаких оснований, и все же в 1910 году оно прозвучало: по наущению епископа Босежура, во что бы то ни стало желавшего подчинить себе Соньера, прокурор церковного суда выдвинул против аббата три иска. Первый: незаконная нажива на гонорарах от месс, начатая в 1896 году. Второй: осуществление за счет этих средств реставрационных работ в церкви и возведение на деньги от месс гражданских построек в Ренн-ле-Шато. Третий: неповиновение своему непосредственному начальству, монсеньору Босежуру, который запретил ему производить подобные действия.

В самом деле, бухгалтерские книги свидетельствуют, что за год аббат Соньер получал от 1500 до 2500 франков золотом, что никак не могло объяснить его сногсшибательные расходы на те или иные нужды, в том числе и постройки. Тем не менее сложно было представить, что источником такого богатства могли стать церковные гонорары, поэтому епископство отказалось от обвинения в незаконных действиях с мессами. Однако на редкость слабая защита обвиняемого и отказ предъявить истинный источник доходов лишь усугубили положение Соньера, поэтому церковный суд дал согласие на отстранение священника от прихода Ренн-ле-Шато. Надо сказать, отстранение это было проделано окольным путем: священника приговорили к мере наказания «suspens a divinis», против которой он подал апелляцию в Рим. Возможно, такая двусмысленная мера послужила причиной столь же двусмысленной ситуации, в которой оказался аббат. Беранже Соньер, несмотря ни на что, остается в Ренн-ле-Шато, занимая все тот же дом священника. Согласно «suspens a divinis», ему запрещено служить мессы в общественных местах — но никто не отнял у него права читать мессы в собственной часовне на вилле «Вифания», причем на его проповеди собирается чуть ли не все население Ренн-ле-Шато, не оставившее в беде своего любимого кюре.[93]

Что думал по этому поводу сам Беранже Соньер? Сложно сказать. Очевидно, он почти не чувствовал себя виновным в тех тратах, которые он производил: в конце концов, по его же собственному признанию, вилла «Вифания» и башня «Магдала» предназначались для общественных нужд, позднее они бы стали приютом для ушедших в отставку священников. Действительно, даже если Соньер жил на широкую ногу (что впоследствии было преувеличено слухами и толками), он никогда не упускал из виду то, что ему нужно выполнить некую миссию: пусть она будет таинственной и непонятной, но зато она принесет пользу другим людям.

Итак, тень «незаконной наживы на мессах» тает на глазах…

«Тень» девятая: «невинно убиенный» аббат Жели